Первым делом в субботу утром Контроль позвонил Голосу из дома. Пристроил на столе сбоку электронный гудок с прилаженным к нему таймером и настроил таймер. Справа положил флюоресцентно-оранжевый листок с напоминаниями в комплекте с ручкой. Выпил стопку виски. Грохнул кулаками по столу — раз, второй, третий. Сделал глубокий вдох. И позвонил, переключив Голос на громкую связь.
Скрипы и шорохи, и только потом Голос дебютировал. Несомненно, на первом этаже в кабинете своего особняка. Или в подвале ночлежки. Или в амбаре на ферме, под прикрытием среди кур.
— Ваш дом в порядке? — спросил Голос. С этакой вялой медлительностью, словно мегалодон пробудился от летаргии в ледяных водах. Интонации Голоса звучали, как оскорбление: они выморозили Контроля еще больше, начав вытеснять трепет, уступивший место своеобразному омерзению, сдобренному своенравием.
Глубокий вдох, а затем, предвосхищая все, что мог сказать Голос, Контроль зарядил вереницу выкриков матерщины самого похабного свойства, надрывая связки, пересмыкая их до боли. После изумленной паузы Голос гаркнул: «Довольно!» — а затем пробормотал что-то длинное, трепещущее и витиеватое. Контроль потерял нить. Гудок взревел. Контроль встрепенулся, приходя в себя, прочел слова на оранжевом листке. Сверился с первой строкой. Снова выдал тираду сквернословия. «Довольно!» И снова Голос бормотал что-то, на сей раз влажное, короткое и увертливое. Контроль уплывал и уплывал, и забылся. Гудок взревел. Контроль увидел слова на оранжевом листке. Сверился со второй строкой. Матерщина. Бормотание. Парение. Врывающийся гудок. Контроль увидел слова на оранжевом листке. Галочка. Повтор. Промывка. Повтор. Пятый раз. Шестой. На седьмой раз сценарий изменился. Он скормил Голосу все лепечущие придыхательные, влажные, мягкие словечки, выуженные из шпаргалки директрисы. Услышал влажный всхлип и вскрик попадания в цель, затем неуклюже брошенные в него слова, но хлипкие, бессвязные, невразумительные.
Это оставило шрам. Он сомневался, что его заклинания оказали полное воздействие, но суть в том, что Голос знал и схлопотал неприятные переживания.
Гудок взревел. Контроль увидел слова на оранжевом листке. Покончено. С Голосом покончено. Им придется найти другого дрессировщика, не такого склонного к манипуляциям.
— Вот вам прикол, — сказал Контроль. — Какая разница между фокусником и шпионом? — И повесил трубку.
Материалы наблюдения за своими беседами с Голосом в среду и четверг он изучил в пятницу, после энергичной пробежки. Он проникся недоверием, подозрительностью к тому, как словно уходит в затемнение и из затемнения во время этих бесед, и тому, как
Голос просачивается в его мысли. С Чоризо на коленях, подав сигнал с ноутбука на телевизор, Контроль увидел, как Голос подает гипнотические команды, увидел себя, теряющего сосредоточенность, уплывающего, чуть склонив голову к плечу, с трепещущими веками, пока Голос, ни на миг не теряя своей металлической, гортанной маскировки, отдавал ему приказы и внушения. Голос велел ему не тревожиться об Уитби, отложить свои заботы в сторонку, свести к минимуму, потому что «Уитби роли не играет». Но затем, позже, пошел на попятную и выразил к нему интерес, восходящий к странной комнате Уитби. Его что, притянуло к той потайной норе из-за какой-то сублиминальной информации? Упоминание о Грейс вкупе с приказом вернуться к ней в кабинет, а потом какие-то шатания насчет «слишком рискованно», когда Голос узнал о новых замках. Уйма раздражения по поводу записок директрисы и медленного продвижения их сортировки. Именно дезорганизованный рабочий процесс директрисы главным образом и побудил его задуматься, не было ли в этом хаосе некоего смысла. Не Голос ли даже велел Контролю выступить в агентстве «Контролем»? Он воспротивился безумию размышлений в этом направлении.
Пока Контроль чахнул под гипнозом, Голос обретал четкость восприятия и сосредоточенность — в других обстоятельствах не проявлявшиеся — и своего рода небрежную извращенность ума, поведав Контролю, что хочет, чтобы в следующий раз их беседа завершилась приколом, «выстреливающим в конце».
Насколько Контроль мог судить, он также служил для Голоса ходячим диктофоном. Голос вытягивал разговоры Контроля дословно, что объясняет, почему он так поздно добрался домой в среду, хотя беседа казалась короткой. Он в экспедиции, засланной в Южный предел, и в точности как экспедициям в Зону Икс, правды ему не сказали. Он был прав, ощущая, что информация доходит до него с чрезмерными запинками. Что еще он делал, даже не подозревая об этом?
Поэтому он написал на флюоресцентно-оранжевом листке то, чего ни в коем случае не мог прозевать:
КОНТРОЛЬ, ГОЛОС ПОДВЕРГАЕТ ТЕБЯ ГИПНОТИЧЕСКОМУ ВНУШЕНИЮ
Отметь эту строку и ори матом. Перейди на
строку ниже.
Отметь эту строку и ори матом. Перейди на
строку ниже.
Промывка, повтор, гудок, возврат в чувство, снова погружение. Пока последняя строка не сказала: «Отметь эту строку и повтори эти фразы» — все те фразы, что он нашел в столе директрисы. И фактически проорал.
Вы тоже взволнованы?.. Предоставить дополнительные альтернативы… Без движения нет размышления… Консолидация власти… Неоправданный риск… Вперед и вперед, уже не человек, а что-то другое, свободное и парящее….
Перегрузи систему, как не удалось ученым с белыми кроликами. Ввергни Голос в какой-нибудь коллапс.
Его предали, не было и минутки, чтобы он пребывал вне работы. Видел биолога у отстойного пруда, они двое смотрели на сарай. Вел ее обратно в Южный предел, и тот поглотил их. Мать вела его за ручку по тропе к летнему коттеджу, дедушка ждал их, и загадочная улыбка обращала лицо его в тайну.
* * *
Панацея от его открытий, средство не думать о них, было своего рода миниатюрным самоуничтожением, пока он неустрашимо странствовал с субботнего вечера до воскресного утра по небольшому, но пухленькому подбрюшью Хедли — каковое, насколько он мог судить, напрочь позабыло о существовании Южного предела. Он припоминал бильярдную: клацанье шаров, перестук и щелчки, приятственность выстеленных фетром луз, тьма, запах мела и сигарет. Попадание в биток восьмым ради шутки и меловой отпечаток ладони на заднице женщины в джинсах — что, как он подумал потом, хоть она и сама ее там отпечатала, на ладошку через край. Вскоре после того он удалился, не интересуясь, как он думал, банальностью зернистого утреннего солнца, просачивающегося в окна дешевого мотельчика, отпечатком тела на простынях, использованным презервативом на полу. Это версии для других, по крайней мере на тот момент, потому что представлялись чрезмерным трудом. Он все равно будет в том же месте. Все равно будет слышать Лаури из видео. Все равно будет видеть в рапиде, никак иначе, как Грейс протягивает ему содержимое своей шкатулки претензий. Его рассудок будет все равно скрежетать, скрючиваясь и расправляясь, сцепившись с Зоной Икс.
