— Верно. Да хоть просто у всех за спиной. Важно только, чтобы в момент входа в твою сторону никто не смотрел. Это в беспорядочной толпе нужно за что-то спрятаться. А вот в мечети, как я понимаю, во время молитвы все смотрят исключительно в сторону Мекки, а не озираются вокруг себя.
Всегда спокойный и уравновешенный Ахмед просто заерзал на месте от возбуждения.
— Это надо немедленно проверить, — заявил он. — Посиди тут. Я сейчас, — и вылетел во двор. Вернулся минут через десять.
— Порядок. Сегодня четверг. Отпросился на пару дней. Так что у меня в распоряжении будет четыре дня. Можем отправляться в Багдад.
— Постой, постой! Это что, приглашение?
— А что еще может быть после нахального подкупа тортиком и пряниками? Я просто вынужден тащить тебя с собой. Не думаешь же ты, что причина — это твои собственные хилые логические рассуждения. Не подкрепленные никакой систематизацией, диалектикой, обращением к печатным источникам и авторитетам?
— Ахмед, притормози. Ты же не собираешься идти в Багдад прямо так, в дворницком комбинезоне? Да и проинструктировать меня о тамошних порядках и обычаях не мешало бы. А от Багдада Гарун-аль-Рашида я отказаться просто не в силах.
— Ну вот, всю ажитацию[11] сбил! — посетовал Ахмед, оглядывая свою рабочую амуницию. — Давай-ка я чайничек подогрею. "Белочка" еще не освоена, а в Багдаде ее не водится.
Горячий чайник снова на столе. Посасываем конфетки и прихлебываем божественный ахмедовский чай.
— Стало быть, так. Багдад в основном как раз такой, как в преданиях. Только избавлен от некоторых досадных пороков, которые в натуральном мире есть до сих пор. Мой арабский мир терпим к остальному внешнему миру. Нет религиозного психоза ни в отношении самих арабов, ни в отношении иностранцев. Если какому-нибудь маньяку вздумается объявить газават против неверных, то у него большие шансы кончить свою жизнь на плахе по приказу халифа. Женщины достаточно свободны. Хотя многоженство, гаремы никуда не делись. Запрет для женщин на открытое лицо больше традиционный, чем религиозный, и касается только появления на улице. В помещении закрывать лицо или нет — ее личное дело. Традиции затворничества женщин и беспрекословного подчинения мужу тоже нет. Грамотность женщин не порицается, но и не славится. Рабство как было, так и есть. Правда, по формам может быть довольно разнообразным. И довольно безобидное волшебство тоже имеется, и жить людям не мешает. Смертная казнь существует, но только за очень серьезные провинности. Супружеские коллизии, воровство к таким не относятся. Вот, в общем-то, и всё, но из этого многое вытекает. Например, иноверец или безбожник может беспрепятственно войти, осмотреть мечеть. Или даже встретиться в ней с кем-то для беседы. Там даже есть специальные уголки для этого. В караван-сарае или порту к иностранцу всегда отнесутся как к гостю, а не врагу или конкуренту.
— Учить арабский язык надо или ты будешь переводчиком?
— А с чего ты взял, что мне, прожившему всю жизнь в СССР, и притом в Питере, могут быть известны древние арабские языки? Там как-то сама получилась смесь русского с вкраплениями арабских слов и понятий.
— Тогда нам остается только решить, где в Багдаде мы сейчас появимся. Вернее — тебе решить, Ахмед. Ты в курсе ситуации.
— Я думаю, чтобы особо не искушать судьбу, попробуем в уголке мечети. И полюбуешься на нее изнутри, и базар рядом, куда мы пройдемся в первую очередь. Давай собираться.
Ахмед раскрыл стоящий в углу комнаты сундук и извлек из него всякое шмутье восточного происхождения.
— Вот тебе тюбетейка. Иначе голову напечет. Больше ничего для пришлого и не требуется. Только со своей европейской внешностью не вздумай изображать из себя араба.
— Зачем? Я всегда свой собственный Серж, — отпарировал я, разглядывая богато расшитую тюбетейку.
Когда снова обратил свой взор на Ахмеда, то просто поразился произошедшей метаморфозе голубого комбинезона в цветастый халат и белую чалму.
— Ну, как?
— Нет слов. Вылитый Хоттабыч. Только вот борода длиной подкачала.
— Борода — ерунда. Мой умище при мне, и этого достаточно. Сядем на дорожку, — и мы присели за стол.
— Сними башмаки и положи вот в этот мешок. В мечеть нельзя в обуви.
И сам Ахмед, смотрю, уже босиком. Ахмед взял меня за руку и, закрыв глаза, мы полетели на сказочный Восток…
Мечеть. Вернее, какой-то ее кусочек со стенами с трех сторон. С четвертой ничего нет. То есть, конечно, имеется, но что-то очень обширное, откуда гулко доносится хор голосов, повторяющих одни и те же слова молитвы. Если взглянуть вверх, то разукрашенный изразцами потолок где-то на совершенно недостижимой высоте. Напротив, на низенькой лавочке сидит Ахмед и подо мной такая же, а между нами — резной с инкрустацией столик. Наверное, это и есть упомянутый им уголок для беседы в мечети. Получилось! Никто не стоит рядом и не глазеет на нас как на диво дивное.
— Смотри-ка, как всё просто оказывается. Очень удачная мысль пришла тебе в голову. Пойдем, — предлагает Ахмед и встает, прихватив мешок с нашей обувью.
Выходим из закутка в молельный зал с грандиозным куполом и поразительной стереоакустикой. Молящихся не так уж много, но звуки их голосов, отражаясь от купола и стен, идут со всех сторон. Здесь не задерживаемся и выходим наружу. Жарко. Ахмед вытряхивает из мешка башмаки и облегченно вздыхает. Обуваемся. Перед нами большая площадь с разбегающимися во все стороны улицами, окруженная одно- и двухэтажными глинобитными домами. Чуть правее — мощное и вместе с тем изящное сооружение, блистающее на солнце мраморной белизной и окруженное крепостной стеной.
— Дворец халифа, — говорит Ахмед, — а нам вон туда, — и тянет меня в какую-то улицу левее дворца.
Идем хоть и не спеша, но не долго. Воздух становится какой-то тяжеловатый, насыщенный вовсе не амброзией.
— Базар близко, — объясняет Ахмед. — Жарко, и как торговая стража ни следит за чистотой лавок и караван-сараев, запаха животных и отбросов не избежать. Канализации европейского типа здесь нет, но сточные каналы вдоль улиц всё-таки есть. Их каждый день проливают водой из Тигра для очистки и тем самым спасают город от смрада и заразы.
Вот и добрались до базара. Шум есть, да еще и какой! Колорит имеется, и при этом совершенно невообразимый. Товаров завались и еще трижды по столько. Порядка, на первый взгляд, никакого. Толчея интенсивная и совершенно беспорядочная. Многокрасочно пестрые лавки, палатки расставлены, как кому в голову взбредет. Не сразу замечаешь, что они кучкуются по товарному признаку. Вот кучка медников и чеканщиков. А вот гончары. А чуть дальше — сапожники. О, а вот и уголок европейцев. Чем торгуют, издали не разобрать. Просто видно группу людей в средневековой испанской и итальянской одежде.
