После ужина с хорошей телячьей отбивной он шел в свой полулюкс с изрядным шумком в голове и не заметил следившего за ним Холмова.
Оставленного в каюте на время ужина телохранителя он отпустил и в приятной истоме рухнул на диван.
Холмов подождал, пока агент спустился на палубу третьего класса, и осмотрел свое оружие. Все шесть маленьких патронов были на месте. Он оттянул затвор, дослал патрон в патронник и пошел к каюте Макферсона, держа руку с готовым к стрельбе пистолетом в кармане брюк. Толкнул дверь, но она оказалась уже запертой изнутри опытным американцем.
Тогда он постучал: надо было что-то решать.
– Кто еще там? - недовольно рявкнул Макферсон.
– Павел Линдберг,- неожиданно для себя самого вырвалось у Ростислава.
Пробормотав, “что за неуместные шутки”, Макферсон распахнул дверь.
Реджинальд Макферсон внешне был хорош - лобастый, черноглазый, спортивно-крепкий. И нервы, надо полагать, имел железные, но нервы и у него в первые секунды сдали, нижняя челюсть задергалась и глаза увеличились вдвое.
– А… а… а,-пытался он заговорить,-а мои… кретины вас… доложили мне… упал снопом и готов…
Неожиданно он рассмеялся диким смехом - алкоголь свое взял -и повалился на диванчик, высоко подняв колени.
– Готов… А он не был готов. Только прикладывался… Нет, при-киды-вал-ся,- выдавливая из себя эти слова, американец сначала болтал висящими в воздухе ногами, а потом опустил их на пол.
– Да, это есть ситуация,- Макферсон уже выходил из шока,- однако вы очень правильно поступили, что нашли меня на корабле. Я глубочайше рад. В России вам, с вашей светлой головой, Павел Николаевич, Делать нечего…Ваше изобретение года три будут рассматривать разные комиссии и еще столько же займет организация примитивного азиатского производства. А потом, потеряв терпение и съедаемый завистниками, вы все равно побежите к нам. АМСТЕК же за шесть недель наладит выпуск первоклассных приборов…
Холмов облизнул сухие губы и как мог твердо перебил:
– Вы ошибаетесь. Я сойду в ближайшем порту. Где шкатулка, которую украли ваши люди?
– Мальчишка, - с неприятным смешком сказал Макферсон, - попробуйте теперь у меня отнять ваши секреты.
И он выбросил в сторону Холмова кукиш: - Дудки!
– Сволочь,-не сдержался Ростислав, прицеливаясь,-где бумаги?
Макферсон не то чтобы испугался, он просто как-то осел: появилась определенность, в которой решало действие. А это он умел и к тому же прекрасно понимал, что столкнулся с дилетантом. Так гроссмейстер видит новичка уже в момент расстановки фигур на шахматной доске и возит его носом по щебенке и размазывает по стене с особенным наслаждением.
Макферсон дважды ударил каблуками в пол, изображая восторг:
– Вот это по-американски, я понимаю. Что же, придется yступить силе. Пушка шесть и пять десятых миллиметра - это же корабельный калибр! Извините за шутку, юноша, я готов вернуть ваше сокровище. Только оно хранится не здесь. Я объясню…
На мгновение Ростислав дал себе поверить, что все кончится хорошо: он отвоюет у супостата тетради Линдберга, сумеет вернуться в Петербург и найти Ольгу… Добрые люди обычно за такие секунды платят дорого; поплатился и Холмов, проигравший американцу двадцать две секунды.
За его спиной щелкнула дверь, и тут же будто бревно обрушилось на голову двойника Линдберга. Пистолет выпал из его руки.
Агенты, примчавшиеся по условному сигналу Макферсона, нанесли удары одновременно и подхватили расслабленное тело Холмова под руки.
Машинная дрожь, от которой ездили по столику пустые грязные тарелки в каюте третьего класса и ныло в зубах, привела Холмова в сознание. Тотчас перед его глазами закачался увесистый кулак:
– Молчать… Раскроешь пасть - влеплю между глаз. По второму разу не проведешь, господин хороший. Чуть что - и к рыбам.
Холмов приоткрыл глаза. Он полулежал в углу, в помещении не больше кабины грузового лифта. Руки были связаны. Кулак ему показывал и грозил тот самый, примеченный еще на Невском, с треугольным носом. Другой агент - постарше, с лицом в грубых красных складках - молча курил и следил за Холмовым выкаченными водянистыми глазами.
– Где сейчас идет пароход?-пытаясь сориентироваться и пренебрегая угрозой, спросил Ростислав.
– У-у,-замахнулся агент.
– Брось, Никита,-лениво заметил старший,-лишь бы не шумел, а так пусть шлепает губами, это не беда.
Никита нехотя отошел и тоже сел.
– Уж больно прыток студентик,-сказал он с ненавистью,-опять, того и гляди, отчубучит невесть чего. Ух, я их в девятьсот пятом-то годе… Да и этого, Авдеич, я бы…
– Бодливой корове господь рогов не дает,- с насмешкой оборвал его Авдеич,- сходи лучше в буфет, принеси пару пива. Хорошее здесь, однако, держат пивко на “Мирликийском”.
Он бросил окурок в медную плевательницу, сильно отхаркался и сплюнул туда же; У Холмова гудела голова, однако ярость, кипевшая в нем после неудачи, после его бездарного промаха с изворотливым Макферсоном, придавала ему силы. Надо было исправлять допущенную ошибку.
– Мужики, вы хоть знаете, что помогаете американцу выкрасть русский военный секрет? - спросил Ростислав.
Агенты переглянулись.
– Заткни глотку,-грубо сказал Никита,-мы служим с разрешения управы, против властей никогда не шли.
Холмов, сопоставил эту фразу с другой - с оброненным агентом упоминанием о событиях девятьсот пятого года. Выходило, Авдеич с Никитой шпики, подсунуты Макферсону царской охранкой. Иначе откуда полицейский опыт и ненависть к студентам-революционерам? Но отсюда следовало, также, что в охранке знали о каждом шаге американца. Знали и не препятствовали сманиванию талантливых изобретателей Сикорского и Линдберга. Не понимали? Были “заинтересованы”?
И еще один печальный вывод сделал Холмов-Линдберг: вряд ли удастся перетянуть агентов на свою сторону. Нужно было, однако, готовить почву для следующего хода.
– Значит, с разрешения служите,- медленно заговорил он,-понимаю: начальство предложило - как отказаться… Тем паче Авдеичу осталось до пенсии тянуть годика двау у Никиты тоже заботы, хотя и другие. Служить ему еще, конечно, как медному котелку, да зато дома небось трое птенчиков с раскрытыми ртами…
– Четверо у меня было -одного бог взял,-выпучил глаза Никита, - да студент все знает!
– А АМСТЕК платит здорово,- продолжал Холмов,- так или не так?
– По четыре золотых Витькиных червонца каждое первое число,солидно подтвердил Авдеич,-на целых четыре рублика больше, чем у подпоручика армейского-с. Вот так.
– Ну, так слушайте. Когда французы бежали из Москвы, Наполеон - Наполеон! - приказал взорвать колокольню Ивана Великого. А она выдержала. Тогда он велел знак православной веры снять. И хотя император предлагал награду, никто из французов не взялся за эту грязную работу. А вот один русский вызвался, запросил три рубля, полез наверх и спилил крест.
