Сергей скрипнул зубами. Если Лондару удастся убедить Вику в необходимости отказаться от проведения Ритуала…
«Вороне лисицу тоже было интересно слушать, – передал он. – Будь умницей, Вика! У Лондара вполне определенная задача – во что бы то ни стало сорвать Ритуал, вот он и старается. Вовсе не ради тебя. Не поддавайся, у нас совсем другие…»
– В чем дело, гражданин? С самочувствием не все в порядке или как?
Сергей вздрогнул и резко открыл глаза, прервав мысленную связь с Викой. Два милиционера, прищурившись, смотрели на него сверху вниз; у одного на плече висела рация, другой похлопывал себя по ладони резиновой дубинкой.
– С самочувствием все в порядке, – поднявшись, с вызовом ответил Сергей. – Здесь что, находиться запрещено? Приграничная зона?
В следующее мгновение его пробил озноб – он вспомнил о пистолете под свитером и машинально обхватил руками живот, словно у него и впрямь вдруг возникли проблемы со здоровьем.
– Я, вроде бы, ничего не нарушаю, – продолжал он уже другим тоном, этаким подобострастно-осторожно-извиняющимся, которым большинство граждан, чему он был неоднократным свидетелем, общаются с находящимися при исполнении представителями славных органов внутренних дел.
Патрульные и сами уже видели, что стоящий перед ними человек не находится даже в самой легкой стадии алкогольного опьянения и действительно ничего не нарушает, но уходить тем не менее не спешили. Как же это уйти просто так, не проведя хотя бы профилактической работы, а попросту – ни к чему не прицепившись?
– Нарушать-то не нарушаете, – медленно, словно сомневаясь в собственных словах, произнес патрульный с рацией, которая внезапно простуженно захрипела, и добавил назидательно: – А сидеть нужно на скамейке, а не тут, можно сказать, на газоне.
– Понял, товарищ сержант, – с должным почтением ответил Сергей, продолжая держать руки на животе. – Присел вот подумать, поразмышлять.
– Размышлять можно и дома, – веско заметил второй страж порядка, опустив свою, оказавшуюся, к его сожалению, не нужной в данной ситуации дубинку.
– Можно и дома, – с готовностью кивнул Сергей, чувствуя, как пистолет буквально обжигает ему живот, тяжелеет и вот-вот выпадет из-под свитера.
Сержант внимательным взглядом изучил зимние ботинки Сергея, столь неуместные в теплый майский вечер, нахмурился, силясь понять, почему гражданин нарушает общепринятую форму весенне-летней обуви, собрался, кажется, что-то сказать, но так и не сказал. Не кивнув, не откозыряв и не попрощавшись, милицейские работники удалились, оставив обливающегося холодным потом Сергея в покое.
Сергей, так и не отрывая рук от живота, направился к перекрестку, стараясь не спешить – чтобы не вызвать подозрений! – дождался зеленого света, перешел через дорогу и, не оглядываясь – опять таки дабы не вызвать подозрений, – свернул в проходной двор, выходящий к школьному футбольному полю, которое уже миновали Лондар и Вика. И только там, скрывшись из поля зрения стражей порядка, ускорил шаг, почти побежал, сопровождаемый взглядами пансионерок, судачащих о течении жизни на скамейках у подъездов.
Вновь Лондара и Вику он обнаружил уже за школой, на зеленой улице, ведущей к мосту. В этот вечерний час улица была не особенно людной, и Сергей отшагал по ней три квартала, держась на почтительном расстоянии от Казачка и его невольной спутницы. По пути он сделал очередное открытие, свидетельствующее о том, что мир, в котором он очутился, как минимум еще одной деталью (кроме Мусина – Пушкина) отличается от его родного мира. Там, где должно было находиться четырехэтажное здание общежития строителей, располагался скверик с потрескавшейся чашей заброшенного фонтана, давно уже, судя по всему, не фонтанирующего. Ошибиться Сергей не мог, потому что помнил это общежитие с вечно облупленным фасадом еще с ранних школьных лет. Если этот мир и был копией, то не весьма точной.
«Это как посмотреть, – мимоходом подумал Сергей. – Возможно, именно мой мир – не весьма точная копия, а здесь – оригинал. Хотя правомерно ли в данном случае говорить об оригинале и копиях?..»
Ближе к мосту вдоль берега речушки протянулось несколько кварталов однотипных двухэтажных домов послевоенной постройки, с обособленными двориками, поросшими кустами сирени. И эти места Сергей тоже хорошо знал – в одном из таких домов жил Генка Алешин, вместе с которым он когда-то занимался в футбольной секции. В домах этих были большие квартиры с просторными комнатами, всего по две на каждой лестничной площадке, и жили в них поначалу, надо полагать, не простые работяги или детсадовские воспитательницы, а какие-нибудь ответственные работники – созидатели светлого будущего, а уж потом, после развала Великой Советской Империи, многие из этих квартир прикупили представители новой, быстро множащейся прослойки… И Лондар с Викой свернули именно туда. В тех двориках стояли увитые плющом беседки, и, укрывшись от посторонних глаз в любой из них, можно было спокойно совершить процесс перехода и, сделав десяток-другой шагов по заснеженному двору – уже в его, Сергеевом, мире, – очутиться в подъезде.
Сергей, перейдя с шага на бег, достиг поворота, осторожно выглянул из-за угла. Под деревьями, на широких придорожных газонах, играла в свои игры детвора. Четверка крупногабаритных парней грузила в микроавтобус какие-то ящики. Вдали, на следующем перекрестке, беседовали две женщины, держа в каждой руке по объемистому полиэтиленовому пакету, в которых обычно носят провизию граждане бывшей Великой Советской. А вот Вики и Лондара на улице не наблюдалось.
«Вика, где вы? Номер дома! Сообщи номер дома!»
«Двадцать второй, – не сразу отозвалась Вика. – Тут такая беседка красивая…»
«Все понял, прекращаю контакт. Жди меня уже там, в нашем мире. В квартире Лондара. Я тебя оттуда вытащу».
В каждом доме этих прибрежных кварталов было по два подъезда. Восемь квартир. В какой же квартире их искать? Как определить, где квартира Лондара?
«Разберемся на месте! – сказал себе Сергей, отыскивая взглядом номера домов. – Двадцатый… Ага, вон тот – двадцать второй».
Выждав еще несколько минут, он попытался вновь связаться с Викой. И на этот раз ответа не получил. Значит, и она, и Казачок были уже не здесь.
Он пересек улицу и, пройдя вдоль высокого каменного забора, заглянул в приоткрытую калитку двора дома номер двадцать два. Взору его открылась типичная для этих мест картина: два подъезда, песочница, бельевые веревки с простынями и халатами, клумба, окаймленная кольцом из белых кирпичей, вкопанный в землю столик, за которым расположился квартет пенсионеров-доминошников, и – вот она! – аккуратная беседка с конической крышей и всякими резными штуковинами, кое-где виднеющимися из-под пышной растительности, подобно шторам занавесившей все проемы между деревянных опор. Беседка находилась поодаль от дома; от увлеченных забиванием «козла» пенсионеров ее закрывали сохнущие простыни. С того места, где стоял Сергей, виден был вход в беседку и часть пустующей лавки. Сергей не сомневался, что в беседке уже никого нет. Бросив быстрый взгляд на окна – почти все они были распахнуты настежь, – он обнаружил на втором этаже толстую даму послебальзаковских лет. Дама, упираясь животом в подоконник, наблюдала за сражением «козлятников».
