Разные люди жили в них. Были здесь молодожены, решившие с первых месяцев семейной жизни обзавестись совсем отдельным, пусть даже небольшим гнездышком, старики-пенсионеры, стремившиеся провести остаток дней подальше от городского центра с его шумом и суетой, были и другие люди, в силу разных причин облюбовавшие для себя именно этот район.
И хотя ровные, покрытые асфальтом улицы, застроенные свежеокрашенными домиками, ничем не напоминали старых окраин, хотя и жили в этих домах совсем не обитатели прежних Нахаловок и Таракановок, район этот крутогорцы все же называли привычным словом — окраина.
В одном из тихих домиков, как бы шагнувшем на склон Зубастой, уже не первый год жил часовщик Павел Сергеевич Прохоров, высокий горбоносый человек неопределенного возраста с желтым лицом, почти всегда покрытым густой, черной, с заметной сединой щетиной.
Это был тот самый Прохоров, что однажды после лекции Стогова о термоядерной энергетике намеревался пойти в институт ядерных проблем механиком. Там он действительно поработал, но недолго, а потом обосновался в небольшой часовой мастерской на улице Нагорной, как раз напротив дома Стогова.
Поговаривали, что Павел Сергеевич где-то за Уралом схоронил жену, потом по какому-то поводу поссорился с детьми и уехал из родных мест, поселился в Крутогорске.
Жил он теперь совсем, один, с соседями дружбы не водил, никто еще ни разу не видел, чтобы в доме у Прохорова бывали гости или сам Павел Сергеевич навестил кого-нибудь в свободное время.
Прохоров отличался редкой пунктуальностью и никогда не изменял своим привычкам, даже в мелочах. Ровно в половине восьмого утра, как сигнал точного времени, раздавался скрип калитки его дома, и хозяин, облаченный в неизменный парусиновый костюм, если дело происходило летом, или черный дубленый полушубок — зимой, выходил на улицу и направлялся в ближайший магазин. Здесь Павел Сергеевич, как правило, спрашивал бутылку молока, две белые булочки, пятьдесят граммов масла и ковригу черного хлеба для своей собаки. Изредка, впрочем, меню менялось, и в дополнение к маслу Прохоров брал еще граммов сто колбасы или сыру, а иногда пару свежих яиц. Всю эту снедь Павел Сергеевич покупал постоянно в одном и том же магазине и у одного и того же продавца. Приняв сверточки, Прохоров неизменно обменивался с продавцом церемонными поклонами.
Словоохотливые, вездесущие соседки не раз спрашивали у Павла Сергеевича — почему он, в отличие от всех жителей их улицы, не пользуется доставкой продуктов на дом, а ходит за ними в магазин сам. На это Прохоров неизменно отвечал, что не любит причинять людям беспокойства, к тому же привык к ежедневной утренней прогулке.
Соседки посудачили насчет поразительной скупости Прохорова, который-де мает себя этой прогулкой, только бы не заплатить лишнюю копейку, а потом махнули рукой и забыли об этой странности соседа. И фигура Прохорова, размеренно двигавшегося к магазину, стала прочной деталью утреннего уличного пейзажа.
Сложив пакетики в желтую кошелку, Прохоров так же размеренно возвращался из магазина домой. Вновь скрипела тяжелая калитка, слышалось короткое радостное тявканье пса.
Примерно через сорок минут открывались теперь уже ворота домика Прохорова, и его владелец, облаченный в кремовый шелковый костюм — летом или в черное полупальто с серым барашковым воротником — зимой, выезжал на мотоцикле на работу. На минуту Прохоров останавливал мотоцикл, запирал ворота снаружи на висячий пудовый замок, потом садился в седло и продолжал свой путь.
Замок на прохоровских воротах тоже не раз служил темой оживленных пересудов соседок, но и это отнесли за счет врожденных странностей Павла Сергеевича и мало помалу забыли о его пристрастии к запорам.
Так и жил Павел Сергеевич на самой тихой в Крутогорске Таежной улице. В семь тридцать утра отправлялся пешком за продуктами к завтраку, в восемь часов возвращался домой, в восемь сорок выезжал на работу, до четырех часов вечера, вставив в глаз увеличительное стекло, регулировал маятники и пружинки, менял волоски и циферблаты у чужих часов, которые приносили крутогорцы в крохотную будочку-мастерскую на перекрестке улицы Нагорной и Паркового проезда, где трудился Прохоров. В четыре тридцать вечера Павел Сергеевич вновь появлялся у прилавка облюбованного им магазина, закупал нехитрую снедь к холостяцкому ужину, обменивался поклонами с продавцом и, не спеша, ехал домой. В четыре сорок пять вечера ворота прохоровского дома запирались изнутри до половины восьмого утра.
Продолжалось это не один год, к нелюдимому соседу привыкли, на него перестали обращать внимание. О домашней жизни Прохорова никто не мог ничего сказать, знали, и то только со слов самого Павла Сергеевича, что он делит свой досуг между каким-то сверхсовершенным собранным им радиоприемником и сверхумным псом по имени Макс. Но никто из соседей не удостоился чести увидеть своими глазами эти чудеса техники и природы, хотя, признаться, охотники до такого знакомства были.
По соседству с Прохоровым в домике, окрашенном веселой зеленой краской, жил Василий Иванович Рыжиков с молодой женой Дашей и семилетним неутомимым крикуном Вовкой. Василий Иванович или, как запросто звали его все вокруг, Вася вполне оправдывал внешностью свою яркую фамилию. Он имел не только огненно-рыжие волосы на голове, но и огненные брови, такого же цвета волоски покрывали его руки. Весною огненная шевелюра гармонировала с кумачовыми пятнами веснушек на широком, добродушном Васином лице.
Столь яркая окраска Васиных волос и кожи не мешала его супруге Даше — молодой женщине с внешностью и статью русской красавицы — считать своего мужа самым красивым мужчиной на свете и наделять его в разговорах с соседками самыми необыкновенными достоинствами и качествами.
Был Вася парнем простым, веселым, без особых претензий. Его действительно красивые большие ярко-голубые глаза смотрели на мир широко и жадно, точно хотели увидеть как можно больше. Работал Вася на грузовом такси, а все свои свободные часы посвящал бесконечному совершенствованию радиоприемников самых различных марок. Радиолюбитель он был страстный, вдохновенный. Линии и витки запутанной схемы, разговоры о конденсаторах, сопротивлениях, лампах звучали для него какой-то волшебной музыкой, доставляли наслаждение.
Эта страсть привела Васю на студенческую скамью вечернего радиотехнического института. Но Васино увлечение не мешало ему отлично работать на «атомном ломовике», как он называл свое грузовое такси, Семья Рыжиковых жила в достатке и весело.
