Прошкин почувствовал, как его сознание одновременно расширяется и сужается. Он пытался осознать то, что говорил Ефимцев, но сделать это означало бы подвергнуть сомнению самые основы бытия. Расширенными глазами Геннадий взирал на Павла, распалявшегося всё больше и больше.
— И в этих каких угодно реальностях люди, под влиянием всё тех же корпораций, тратят деньги на… ну, таблетки от радиации, необходимые для жизни технические устройства, спецодежду, товары для дома и быта, которые невозможно создать в настоящем мире, и ещё чёрт знает на что! Уйму денег, вы понимаете?!
Замдиректора Третьего канала подумал, что если немедленно не сделает перерыв, то его мозг попросту взорвётся.
— Ясно, Павел, — медленно произнёс он. — А скажите, давно вы… ну-у… ведёте такой образ жизни?
— Где-то полмесяца… Да не в этом суть! Важно другое, как же вы не поймёте! Корпорации, корпорации!..
— Да-да, я понял… А как началась ваша… кхм… свободная жизнь?
— На это нет времени — они могут явиться в любую секунду.
— Да кто?
— Ответьте, вы поможете мне? — Схватив Прошкина за руку, Ефимцев уставился ему в глаза.
«Отказать? Вызвать медиков? Хм… А не буду ли я потом жалеть о своём решении?»
Не желая спешить, Прошкин мягко отстранился и, взвешивая каждое слово, сказал:
— Насколько я понял, у всех людей в вашем мире есть эти… как их… модуляторы.
— Именно! — горячо подтвердил Ефимцев.
— Значит, и у вас в голове такая штука имеется?
Павел закивал.
— А мод мышкой у меня регулятор — вот, глядите!..
Но Геннадий был занят своими мыслями.
«Кажется, рациональность всё-таки побеждает хаос. Впрочем, рано пока рассуждать об этом…»
— Тогда давайте сделаем так: я знаю одного хирурга, опытного, достойного уважения врача. Наведаемся к нему, он вас обследует, а уж на основе выводов, которые он сделает, я сделаю свои выводы. Ну, как?
Ефимцев не мешкал ни секунды.
— Я согласен!
— Вот и отлично.
Довольный собой, Прошкин в сопровождении «посланца иной реальности» вышел из переулка.
— Я только позвоню начальству, — уведомил он, — объясню ситуацию.
Набирая номер Мещерякова, Геннадий размышлял, как будет отпрашиваться с работы. Если скажет, что встретил на улице пророка из другого мира и едет с ним в больницу, то туда же, к работникам медицины, отправят и его самого. Но сначала уволят.
«Понедельник — день тяжёлый», — вспомнилась старая шутка, и она хоть немного, но развеселила Прошкина.
Мещеряков без особого энтузиазма воспринял новость, что знакомого его заместителя нужно срочно отвезти ко врачу.
— А больше некому? — голос директора звучал скорее устало, чем недовольно.
— Нет… Вась, ты же меня знаешь: не будь ситуация экстренной, я бы никогда…
— Угу, угу. Ладно, гуляй. Без тебя мне будет сложно, но я уж как-нибудь справлюсь.
— Спасибо! Я отработаю, — пошутил Прошкин.
— Конечно, — с непонятной интонацией произнёс Мещеряков и отключился.
— Ну вот, можем ехать, — сказал Геннадий и, подойдя к краю тротуара, вытянул руку. — Такси!
Таксист был удивлён: он никак не мог понять, что рядом с представительным и богатым человеком, каким выглядел Прошкин, делает этот оборванец. Но сунутые в руку деньги сделали своё дело. Всю дорогу до больницы водитель ехал молча.
Негромко играло радио, разнося по салону попсовый мотивчик очередной песенки о несчастной любви. Ефимцев с Прошкиным тоже молчали: хотя предварительной договорённости не было, оба сочли, что обсуждать их «дело» на людях не стоит.
С не меньшим удивлением посматривали на них работники и посетители больницы. Некоторые в отвращении или презрении отворачивались.
Дождавшись, когда кабинет хирурга освободится, Прошкин потянул за собой Ефимцева.
— Эй, вы куда?! Тут вообще-то очередь! — выкрикнул примостившийся под высоким разлапистым растением пенсионер с газетой в руках.
— Мы по-быстрому, — не останавливаясь сказал Прошкин, пропуская вперёд Павла.
Пенсионер недовольно хмыкнул и вернулся к разгадыванию кроссворда.
Удивление на лице хирурга Зеленштейна являло собой квинтэссенцию взглядов, которые бросали на странную парочку окружающие. Врач дал какие-то указания своему помощнику — белобрысому мускулистому парню — и отвёл Прошкина в сторону.
— Кто это такой? — шёпотом спросил Зеленштейн.
— Один очень интересный человек, — так же, шёпотом, ответил Геннадий.
— Ген, ты в порядке?
— Как никогда.
— Что-то я не уверен…
— Будь я не в порядке, пошёл бы не к тебе, а к психиатру.
— Да?.. И чем я могу помочь?
Прошкин объяснил, и к удивлению на благородном лице с кустистыми бровями добавилось сомнение.
— Ну ладно, чего тебе стоит, — принялся уламывать друга замдиректора канала.
— Я тут вообще-то не хренью страдаю, — веско заявил Зеленштейн.
— Так и я тоже! Говорю тебе, дело очень важное, а может стать ещё и очень выгодным! — Прошкин знал, куда надавить.
Хирург сдался.
— Ладно. Но если его башка такая же пустая, как твоя, ты мне будешь должен.
— Сколько? — тут же внёс точность дотошный Прошкин.
— Ящик водки!
Ефимцев всё это время стоял возле окна и наблюдал за проносящимися мимо машинами.
«Такое впечатление, что вид обыкновенного, едущего по дороге автомобиля приводит его в трепет», — подумалось Геннадию.
— Павел! — окликнул он засмотревшегося мужчину.
Тот резко обернулся.
— А? Что?
— Вот, познакомьтесь, это Герман Натанович.
Ефимцев порывисто протянул Зеленштейну руку.
— Здравствуйте, доктор!
— Очень приятно, — сказал тот, но руки не пожал.
— Он вас осмотрит, — продолжил Прошкин. — А я подожду здесь, в коридоре. Чтобы не привлекать внимания.
— Пройдёмте на рентген, — позвал Зеленштейн, а затем обратился к помощнику: — Данила, остаёшься за главного. Людей в очереди я оповещу, что скоро вернусь.
Сидя на скамейке и ожидая, когда вернутся хирург со своим новым, необычным пациентом, Прошкин испытывал необъяснимые чувства. Он не смог бы дать им определения, потому что ничего подобного раньше не ощущал.
— Вот так всегда… знакомства, протекция… По протекции теперь и бомжей без очереди обследуют… А мы должны это терпеть… — ворчал кто-то справа.
Геннадий повернулся и увидел знакомого старичка. Газета с разгаданным кроссвордом лежала на диване.
— Извините, — зачем-то сказал телевизионщик, — у нас очень срочное дело…
