— Хорошо, я отвечу тебе. Ты напрасно думаешь, будто мы с Чэйвунэут видим меньше, чем другие. Дело совсем не в этом. Мы и раньше видели красоту своей дочери — тогда, когда все вы еще не замечали ее. Чему же нам удивляться теперь? — Эрмэчын дружески похлопал Собаку по спине и добавил: — Так что можешь не тревожиться, туман не застилает наши глаза. Пусть никто не считает нас слепцами. Ведь мы не считаем слепцами тех, кому еще недавно наша красавица казалась самой обыкновенной, невзрачной девчонкой.
Солнце и Море даже немного обиделись, когда Собака передала им эти слова. Что ж это такое получается? Эрмэчын думает, будто он видит лучше всех? Будто он и его жена видели то, чего не могли заметить даже Солнце и Море? Не слишком ли он возомнил о себе?
— Хорошо же! — угрожающе заворчало Море. — Когда Эрмэчын отправится на промысел, я пошлю на его байдару высокую волну. Поглядим тогда, какие у него зоркие глаза! Если он заметит волну раньше, чем она пройдет мимо Медвежьих скал, тогда я прощу его. А если не заметит — я на славу потреплю его байдару. Я покажу ему, как зазнаваться!
— Погоди, — сказало Солнце. — Мы сделаем иначе. Пусть нас рассудит Молодой Охотник. Если, заехав сюда на обратном пути, он не заметит в Девушке никаких перемен и пробудет здесь так же недолго, как в первый раз, — тогда я признаю, что прав Эрмэчын. Но этого, конечно, не случится. Красота, которую обрела Девушка, проникнет в самое сердце Молодого Охотника. Эрмэчын поймет тогда, что ошибался: ведь в первый свои приезд — всего лишь несколько дней назад — Молодой Охотник вовсе не обратил внимания на его дочь.
— Да, да, — подтвердило Море. — Он даже не обернулся, когда она смотрела ему вслед. И зачем это Эрмэчын выдумал, будто его дочь всегда была красавицей? Таких красавиц, какой она была, на земле наберется, наверно, не меньше, чем песчинок у меня на дне.
Прошла неделя. Рано утром Собака забежала в ярангу и спросила у Эрмэчына:
— Хозяин, ты знаешь, где сейчас твоя дочь?
— Знаю. Она уже на берегу. Она теперь почти все время на берегу. Смотрит, не возвращается ли из Уэлена Молодой Охотник.
— Да, хозяин, она там. И он уже там. Они стоят, взявшись за руки. Ты знаешь, что он говорит ей?
— Знаю. Он говорит, что никуда не уедет отсюда, если она не согласится уехать вместе с ним.
— Да. Примерно так он и сказал. А она ответила ему, что готова уехать с ним куда угодно.
— Вот как? — спросил Эрмэчын, и Собака увидела, что на этот раз ей удалось сообщить хозяину что-то, чего он не ожидал. — Ты слышишь, Чэйвунэут, что ответила Молодому Охотнику наша дочь? Она сказала, что готова уехать с ним куда угодно!
— Слышу, — откликнулась жена, возившаяся у очага. — Это так и должно быть. Скорее всего они останутся здесь. Я уже присмотрела хорошее место, где они смогут поставить себе ярангу.
В это время Эрмэчын увидел, что Собака навострила уши и повернулась ко входу.
— Кто там? — спросил он.
— Это я, — ответил, входя, Старик. — Здравствуйте. Я пришел к вам поговорить… Пусть это не удивляет вас, — добавил он, хотя хозяева вовсе не были удивлены.
— Здравствуй, — ответил Эрмэчын. — Присаживайся. Какие новости ты принес?
— Меня прислали Солнце и Море. Они просили меня сказать тебе, что ты проиграл спор.
— Я что-то не припомню, чтобы мы спорили.
— Это все равно. Ты говорил, что твоя дочь всегда была красавицей. А все мы видели, что она стала красавицей только десять дней назад. Говоря по совести, Солнце и Море могли ошибиться: у них и без того много дел, они могли не приметить, какой была раньше твоя дочь. Но уж я-то ошибиться не мог: ведь мы с вами — самые близкие соседи. Я все примечаю. И я точно знаю, когда произошла в твоей дочери эта чудесная перемена.
— Допустим. Но почему же именно сегодня Солнце и Море решили, что я неправ?
— Они выбрали судьей Молодого Охотника. Это беспристрастный судья — ведь он даже не знает о нашем споре. К тому же решают спор его поступки, а не сам он. Байдара Молодого Охотника еще не коснулась берега, а он уже смотрел на Девушку глазами, полными восхищения. Он не пробыл здесь еще и часа, а уже признался ей в своей любви. Тебе известно это?
— Да.
— Ну вот. А в прошлый раз? Тогда ни о чем подобном и речи не было! Почему же? Ведь если бы твоя дочь и раньше была такой же красавицей, как теперь, Молодой Охотник не мог бы этого не заметить!
Эрмэчын только тихо посмеивался, пока говорил Старик. А Чэйвунэут поставила перед гостем миску жареного моржового мяса и сказала так:
— Дело совсем не в том, кто лучше видит. До поры красота Девушки заметна только матери и отцу, — до той поры, когда в сердце Девушки приходит любовь. Эрмэчын сказал правду: мы давно уже знали, как прекрасна наша дочь. Но я скажу тебе больше: вы тоже не ошиблись. Потому что лишь недавно в нашей дочери действительно произошла чудесная перемена: ее красота открылась всем остальным. Так это и должно быть. Ведь иначе тот, кого избрало ее сердце, никогда не узнал бы о ее красоте.
— Это верно, — сказал Старик.
— До весенней поры, — продолжала Чэйвунэут, — красота Моря скрыта от нас подо льдом берегового припая. Только весной она открывается перед нами во всей своей силе. Но — спроси у Моря — разве зимой в нем не таится все то, что так радует наши глаза, когда льды уходят? Мы видим, как ярок свет Солнца, только после того, как утренний туман рассеется. Но и на рассвете, когда земля еще окутана туманом, оно горит так же ярко. Спроси у Солнца — и оно подтвердит тебе мои слова.
— Это верно, это верно, — повторял Старик, прожевывая куски моржового мяса двумя наполовину истершимися зубами. — Что верно, то верно.
Несколько кусков Чэйвунэут дала Собаке, и, проглотив их, Собака убежала в самом приятном настроении: во-первых, она очень любила моржатину, а во-вторых, полагала, что теперь все уже окончательно разъяснилось.
Она побежала на берег и скоро отыскала Девушку и Молодого Охотника. Девушка сидела теперь на своем любимом прибрежном камне, а Молодой Охотник — на песке, у ее ног.
— Я смотрю на тебя, — говорил он, — и не верю глазам. Ты так изменилась за эти десять дней!
Солнце и Море торжествующе переглянулись при этих словах. Но тут же поняли, что их радость была преждевременной, потому что Молодой Охотник сказал:
— Ты стала еще прекраснее, чем была!
Море чуть было не вмешалось в разговор. Оно далеко плеснуло волной и даже забрызгало торбаза влюбленных. Но Солнце вовремя остановило его.
