Что же нам осталось? Несколько кварталов под конторами фирм и компаний. Несколько акров под промышленными предприятиями. Муниципалитет, назначение которого заботиться о миллионе горожан, да только горожан-то больше нет. Бюджет с такими высокими налогами, что скоро и фирмы из города уберутся, чтобы не платить столько. Конфискованный жилой фонд, которому грош цена. Вот что нам осталось…
Только болван может думать, что ответ дадут торговые палаты, шумные кампании да идиотские проекты. Потому что на все наши вопрос есть один-единственный, простой ответ: город как таковой мертв, он может кое-как протянуть еще несколько лет, но не больше.
- Мистер Вебстер… - начал мэр.
Но Вебстер даже ухом не повел.
- Если бы не сегодняшний случай, - говорил он, - я продолжал бы вместе с вами играть в кукольные домики. Делать вид, будто город еще действующее предприятие. Продолжал бы морочить голову себе и вам. Но все дело в том, господа, что на свете есть нечто, именуемое человеческим достоинством.
Ледяную тишину раздробило шуршание бумаг, чье-то озадаченное покашливание.
Однако Вебстер еще не кончил.
- Город приказал долго жить. И слава богу! Чем сидеть здесь и лить слезы над его останками, лучше встали бы и прокричали спасибо. Ведь если бы этот город, как и все города на свете, не изжил себя, если б люди не бросили городов, они были бы разрушены. Разразилась бы война, господа, атомная война. Вы забыли пятидесятые, шестидесятые годы? Забыли, как просыпались ночью и слушали, не летит ли бомба, хотя знали, что все равно не услышите, когда она прилетит, вообще больше ничего и никогда не услышите?
Но люди покинули города. Промышленность рассредоточилась, и обошлось без войны.
Многие из вас, господа, живы сегодня только потому, что люди ушли из вашего города. Да, живы потому. что город мертв!
Так пусть же, черт побери, он остается мертвым. Вам надо радоваться, что он умер. Это самое счастливое событие во всей истории человечества.
Джон Дж. Вебстер круто повернулся и вышел из зала.
На широкой наружной лестнице он остановился и посмотрел на безоблачное небо. Над шпилями и башенками ратуши кружили голуби.
Джон Вебстер мысленно встряхнулся, словно пес, который выскочил из пруда на берег.
Глупо он поступил, чего там. Теперь надо искать новое место, и когда еще найдешь, ведь возраст уже не тот.
Но тут в душе его сама собой родилась какая-то песенка, потеснила мрачные мысли, он сложил губы трубочкой и, беззвучно насвистывая, бодро зашагал прочь от ратуши.
Не надо больше лицемерить. Не надо больше ночи напролет думать над тем, как жить дальше, зная, что город мертв, что ты занимаешься никчемным делом, презирая себя за то, что даром ешь хлеб, борясь с тягостным чувством, преследующим труженика, который понимает, что трудится вхолостую.
Он направлялся к стоянке, где ждал его вертолет.
Может быть, теперь и они уедут из города, исполнится желание Бетти. И будет он вечерами бродить по собственной земле. Свой участок с речушкой! Непременно с речушкой, чтобы можно было развести форель.
Кстати, надо будет сходить на чердак и проверить удочки.
Марта Джонсон стояла и ждала у въезда на скотный двор, когда древняя колымага пропыхтела по дорожке, и Уле неуклюже выбрался из кабины, посеревший от усталости.
- Ну как, что-нибудь продал? - спросила Марта.
Он покачал головой.
- Гиблое дело. Деревенского не берут. Еще и смеются. Показывают мне кукурузу: початки вдвое больше моих, ровнехонькие и такие же сладкие. На дынях кожуры почитай что и нет. И повкуснее наших будут, коли не врут.
Он поддал ногой ком земли, так что пыль полетела.
- Да что там говорить, разорили нас эти искусственные среды.
- Может, нам лучше уж продать ферму? - сказала Марта.
Уле промолчал.
- Наймешься в гидропонное хозяйство. Вон Гарри поступил. И как еще доволен.
Уле мотнул головой.
- Или в садовники наймись. У тебя очень даже хорошо получится. Всем этим барам с большими усадьбами только садовника подавай, машин не признают, не тот шик.
Уле снова мотнул головой.
- Душа не лежит с цветочками возиться, - объяснил он. - Как-никак двадцать лет с лишком кукурузе отдал.
- А может, и нам вертолет завести, какой поменьше? - сказала Марта. - И провести воду в дом. И ванну поставить, чем в старом корыте на кухне мыться.
- Не справлюсь я с вертолетом, - возразил Уле.
- Еще как справишься. Невелика хитрость. Вон погляди на андерсоновских ребятишек: от горшка два вершка, а уже летают почем зря. Правда, один из них тут затеял дурачиться и вывалился из кабины, но…
- Ладно, я подумаю, - перебил Уле с отчаянием в голосе. - Подумаю.
Он повернулся, перемахнул через ограду и зашагал в поле. Марта стояла у машины и глядела ему вслед. По припорошенной пылью щеке скатилась слеза.
- Мистер Тэйлор ждет вас, - сказала девушка.
Джон Дж. Вебстер опешил.
- Но ведь я у вас еще не бывал. И не договаривался с ним о встрече.
- Мистер Тэйлор ждет вас, - настойчиво повторила она и указала кивком на дверь с надписью: ОТДЕЛ ПЕРЕСТРОЙКИ.
- Но я пришел сюда узнать насчет работы, - возразил Вебстер. - А не затем, чтобы меня перестраивали. Здесь ведь бюро найма Всемирного комитета, или я ошибся?
- Нет, не ошиблись, - ответила девушка. - Так доложить о вас мистеру Тэйлору?
- Если вы так настаиваете…
Девушка нажала рычажок и сказала в микрофон:
- Мистер Вебстер здесь, сэр.
- Пусть войдет, - ответил мужской голос.
Вебстер вошел в кабинет, держа шляпу в руке.
Седой мужчина с молодым лицом жестом предложил ему сесть.
- Вы хотите устроиться на работу?
- Да, - подтвердил Вебстер, - но я…
- Да вы садитесь, - продолжал Тэйлор. - Если вас смутила надпись на двери, забудьте о ней. Мы отнюдь не собираемся вас перестраивать.
- Я никак не могу найти себе место, - объяснил Вебстер. - Которую неделю хожу, и всюду отказ. Вот и пришел сюда к вам.
- Не хотелось к нам обращаться?
- Откровенно говоря. не хотелось. Бюро найма…В этом есть что-то… В общем, что-то неприятное.
Тэйлор улыбнулся.
- Возможно, название не совсем удачное. Вы думали, это нечто вроде бывшей биржи труда, куда обращались отчаявшиеся люди. Государственное учреждение, которое старается определить людей на работу, чтобы они не были в тягость обществу…
- Ну что ж, я тоже отчаялся, - признался Вебстер. - Но гордость еще сохранил, оттого и трудно было заставить себя прийти к вам. Но что поделаешь, другого выхода нет. Понимаете, я оказался изменником…
