Возможно, говорил он, без Горбачева Союз действительно бы не рассыпался прахом. Продолжалось бы великое противостояние двух сверхдержав, и в конце концов, как не раз предполагали – и не только писатели-фантасты, – из-за ошибки, ложной тревоги или чьих-то подкачавших нервов разразилась бы подобная Армагеддону война с финальной «ядерной зимой».
Возможно, чернобыльские экспериментаторы, встревоженные проверкой – или даже простым звонком из ЦК, – отказались бы от своих планов, но кто даст гарантию, что справиться с зудом в руках сумеют на других атомных, в Центральном регионе или под Ленинградом? Может быть, именно чернобыльская трагедия предотвратила трагедию гораздо большую – превращение половины европейской части России в атомную пустыню...
Кто знает, кем бы стал пятилетний малыш, погибший в тот страшный вечер на «Адмирале Нахимове»? Что если – создателем вируса, которому суждено через сколько-то лет переполовинить человечество?
Сорвется теракт на Дубровке – и чеченцы пустят в ход запасной вариант, с захватом какой-нибудь областной филармонии, в Саратове или Новосибирске, там ведь нет особой охраны «культурно-массовых зрелищ». И погибнет в этом Саратове или Новосибирске человек, который в будущем смог бы раскрыть секрет продления жизни лет на пятьдесят-семьдесят, а то и больше...
Ни в коем случае нельзя вмешиваться в прошлое, говорил Сулимов. Все должно идти своим чередом. Иначе каждое утро мы будем просыпаться в изменившемся мире – и совершенно необязательно изменившемся в лучшую сторону. Мир будет непрерывно меняться – и понедельник принесет нам новые представления о прошлом, а вторник заменит их, а потом вновь заменят среда и четверг... Представления каждый раз будут новыми, но все – ложными по сравнению с первым вариантом...
Нельзя вторгаться в прошлое. Нельзя допустить существование машины времени.
Кононова речь Сулимова впечатлила и обескуражила. Дон Корлеоне противоречил сам себе: выступая сторонником лозунга «Руки прочь от прошлого!», он, тем не менее, был намерен отправить его, Кононова, в это прошлое, причем навсегда...
Кононов поделился своим недоумением с заведующим седьмым отделом.
– Неувязочка получается, – сказал он, чувствуя себя исполнителем роли в среднего пошиба фантастическом фильме, этакой штампованной американской поделке. – Зачем же вы меня собираетесь зафутболить в прошлое, если его трогать нельзя?
– Затем, чтобы машина времени не была изобретена, – жестким голосом ответил Сулимов, и по этой жесткости Кононов понял, какую именно роль ему уготовили.
– То есть вы намерены моими руками... ликвидировать изобретателя... еще до того, как он создаст свою машину, – это был даже не вопрос, а утверждение.
– Схватываете на лету, Андрей Николаевич, – выдал ему еще один одобрительный отзыв дон Корлеоне, а «великий немой» Иванов в очередной раз покивал.
– Но мое появление в прошлом, по вашей же версии, изменит будущее... то есть настоящее. Я ведь действительно могу попытаться что-нибудь там предотвратить.
Сулимов развел руками:
– Это неизбежные издержки, от которых никуда не денешься. И я не думаю, что кто-нибудь в начале семидесятых прислушается к вашим призывам не вводить, например, войска в Афганистан. Единственное, что может вас ждать – это «психушка». Не в ваших интересах будет привлекать к себе внимание, Андрей Николаевич.
Кононов положил ладони на прохладные подлокотники и медленно откинулся на высокую спинку кресла:
– Так вот значит куда вы нацелились меня упечь: в начало семидесятых... И там я и останусь...
Семидесятые годы... Еще жив отец, и жива мама... И тишь и благодать царят в огромной, ощетинившейся мощными боевыми ракетами стране, уверенно ведомой к светлым высотам коммунизма мудрым Политбюро во главе с Генеральным секретарем, верным ленинцем, лично дорогим Леонидом Ильичом. Или Брежнев тогда еще не был «лично» и «дорогим»?
– А почему я не смогу вернуться обратно, сюда? Хронокар не имеет заднего хода?
– Как вы сказали? Хронокар? – переспросил Сулимов.
– Ну да, как в книжках пишут. Я фантастики в школьные годы немало перечитал: деритринитация, хроносинкластическая инфандибула, сигом, оверсан...
– Полевой синтезатор «Мидас», – вдруг негромко добавил Иванов.
Кононов взглянул на него так, как, наверное, в свое время смотрел Валаам на заговорившую человеческим голосом ослицу, и подтвердил:
– Да, полевой синтезатор «Мидас». «Трудно быть богом» Стругацких.
Иванов словно опять лишился дара речи и ограничился традиционной уже серией кивков.
– Так что, нет у хронокара заднего хода? – повторил свой вопрос Кононов, обращаясь к заведующему седьмым отделом.
– К сожалению, нет, это ведь не фантастические книжки.
На некоторое время в помещении воцарилась тишина. Внешний мир был далеко, там сновали под жарким солнцем автомобили, там свободно ходили по своим делам люди, там продолжалась жизнь – а в этом подземелье вершилось какое-то совершенно нереальное действо, срежиссированное кем-то странным.
Кононову неожиданно пришла в голову мысль о том, что он стал участником очередного телевизионного шоу; каждое слово, каждый жест участников фиксируется скрытой аппаратурой, а через несколько дней – пожалуйста, любуйся на себя в новой передаче «Билет в прошлое». Или «Время, назад!». Он с трудом отогнал это видение и задал очередной вопрос:
– С чего вы взяли, что я способен на убийство?
– А с чего вы взяли, что мы предлагаем вам именно это? – вопросом на вопрос ответил Сулимов, с нажимом произнеся слово «вы». – Неужели вам в голову не приходит какой-то иной вариант, Андрей Николаевич?
– А я вовсе не обязан напрягать свои мозги, – с внезапным раздражением огрызнулся Кононов. – Если есть у вас такой вариант – выкладывайте. Впрочем, я и сам знаю. Нужно просто позаботиться о том, чтобы этот Кулибин-Эдисон и вовсе не родился!
– Ну вот и отлично, Андрей Николаевич, – Сулимов миролюбиво улыбнулся. – Догадались и без особого напряжения мозгов. Вы знаете, где познакомились мои родители? Отец после госпиталя возвращался в часть, на передовую, а мать ехала к своей тетке. А что случилось бы, окажись на месте отца в том поезде какой-то другой человек? Правильно, не было бы меня. То есть, возможно, когда-нибудь кто-нибудь и был бы, но этот «кто-нибудь» был бы не я. И жизнь у него была бы совсем другая.
– Я, конечно, специфики вашей работы не знаю, – подумав, медленно начал Кононов, блуждая взглядом по белому потолку. – Может, у вас принято не искать легких путей или идти в обход, как «нормальные герои». Изобретатель вам известен... Почему нужно навсегда засылать кого-то в прошлое, когда, по-моему, гораздо проще прихлопнуть его здесь, а хронокар разобрать по винтикам и сдать на металлолом? Только не надо заверять меня, что ваша организация неукоснительно блюдет библейскую заповедь и потому вы не можете прибегнуть к крайним мерам. Заратустра, мол, не позволяет или что-нибудь в этом роде. Насколько я знаю, любая структура, подобная вашей, руководствуется в таких случаях другим принципом: цель оправдывает средства...
