Капсула лифта петляла по этажам как-то уж очень долго, и на Эмми вновь напал страх. А вдруг та разряженная дама успела сообщить в полицию, и капсула сейчас вынырнет в большой сумеречной камере, где на широких скамьях сидят малолетние преступники вроде нее и, понурившись, ожидают, когда за ними придут разгневанные родители?… Отец недавно за ужином рассказывал о новом проекте в парламенте, выразительно поглядывая при этом на детей. Мол, для учета жизненного уровня семей собираются ввести балловую систему. Тот, у кого из-за определенных проступков или неудач по службе общий балловый баланс начнет падать, автоматически будет спускаться по жизненной лестнице, и здесь, в частности, очень многое будет зависеть от воспитанности детей и их поведения. Что такое жизненная лестница, Эмми не совсем поняла, ведь в Доме нет лестниц, если не считать детских площадок, но сейчас при воспоминании об этом разговоре она невольно поежилась и влажными глазами впилась в табло. Вот промелькнула 11-я улица 115-го этажа, секундная остановка — и лифт перескакивает сразу на 105-й этаж, и опять ожидание…
Когда лифт остановился на пятом этаже, девочка была совершенно обессилена. Третий раз она совершала такое путешествие, и каждый раз оно стоило ей много слез. Когда же она станет взрослой и независимой и перестанет бояться всех и вся!..
Эмми с трудом взяла себя в руки и, всхлипнув напоследок, привычно приняла беспечно-глуповатый вид. Кажется, это ей плохо удалось, но узкая, едва освещенная улица с глухими металлическими стенами, к счастью, была пуста. Метрах в ста впереди она упиралась в тупик с широкой, наглухо закрытой дверью, за которой был слышен мерный плеск океана. Сердце девочки сладко вздрогнуло от предчувствия чего-то радостного и неизведанного. Она быстро набрала на пульте управления дверью сложнейший шифр, который Денни по секрету сообщил ей на прошлой неделе, и, отступив назад, от волнения зажмурилась. Дверь плавно поползла в сторону, и на девочку нахлынул свежий, насыщенный терпкими запахами воздух. Эмми, собравшись с духом, осторожно открыла глаза.
Утро было тихое, совсем безветренное, стеклянная зеленоватая гладь океана почти не колыхалась, невысокое розовое солнце косыми лучами до боли резало глаза. Эмми стояла на самом краю выдвижного пандуса и крепко держалась обеими руками за поручни, чувствуя неприятную слабость в коленях. Вот он, настоящий океан, настоящий ветер, соленый и густой, какого никогда не сделать синтезатору запахов… Девочка невольно оглянулась, подняла глаза и даже покачнулась от сладкой дрожи — гигантский утес Дома подымался белыми уступами, словно сахарная пирамида, на невероятную высоту и таял у самого неба в ослепительном серебряном блеске.
— Эм-ми!.. Иди сюда!.. — вдруг услышала она мальчишеский голос откуда-то снизу. — Ну что ты уставилась в небо, как телескоп?
От неожиданности девочка вздрогнула. Денни, худенький рыжий мальчишка в полосатой тельняшке и в пиратской черной повязке на левом глазу, устроился прямо на плоской поверхности капители белой колонны, уходящей в самую глубь океана. Когда-то здесь, у западного подножия Дома, один предприимчивый делец пытался создать увеселительное заведение с плавучими ресторанами, праздниками Нептуна, обнаженными нимфами и романтическими гондольерами. Увы, затея прогорела — слишком мало оказалось желающих вкусить запах Настоящего Океана, рискуя при этом попасть под прозаический настоящий дождь и порывистый ветер. От всей былой роскоши остались только покосившиеся колонны «под Парфенон», опирающиеся на плавучий фундамент, да несколько ветхих гондол из дешевого пластика.
— Хватайся за восьмой блок, Эмми! — крикнул Денни, махая ободряюще рукой. — Только не вздумай трусить!
Легко сказать — не трусить! От широкого пандуса, на котором стояла Эмми, вниз были протянуты тонкие, почти прозрачные нити подвесных дорог, тоже оставшиеся здесь от лучших времен. Нужно было вдеть обе руки в петлю, затянуть на запястьях мягкие ремни и, усевшись на узкое сиденье, спрыгнуть вниз. Автоматический тормоз сам будет регулировать движение, и опасности, конечно, никакой не было, но… Эмми собралась с духом. Прыжок!.. Зеленая гладь стремительно понеслась ей в лицо, она чуть не задохнулась от тугого удара ветра, сердце невольно екнуло от страха, но скоро движение стало плавным, и Эмми рискнула открыть глаза. Колонна медленно наплывала на нее снизу, Денни пронзительно свистел в два пальца и одобрительно топал ногами.
— Это я сам провел «нитку» на мою любимую колонну, — похвастался мальчик, развязывая туго затянувшуюся петлю и стараясь не замечать, как вздрагивают застывшие руки Эмми. — Знаешь, отец сказал мне: «Молодец, Денни! Ты мужественный парень, и в следующий раз я непременно возьму тебя на катер пасти стадо!»
— Все ты выдумываешь, — облегченно сказала девочка и сразу же уселась на теплый шероховатый камень, стараясь не смотреть вниз. — Ты ведь в прошлый раз рассказывал, что сам в одиночку спускался на катере на дно океана и искал там жемчужины…
— Разве? — искренне удивился Денни, почесывая затылок. — Откуда же здесь могут быть жемчужины? Вот часы-радиофон, которые уронил в океан лет шесть назад один миллионер, я действительно искал. Веришь, они были сделаны по специальному заказу где-то в Швейцарии и стоили шесть тысяч монет! Таких часов, говорил отец, нет ни у кого во всем Доме, даже у самого мэра! А этому миллионеру хоть бы хны, он только высморкался в платок и просипел: «Здесь слишком сильно дует. Я, пожалуй, вернусь в Дом, если ты не возражаешь, дорогая».
Денни так кривлялся, изображая старого, изогнутого подагрой миллионера, для которого насморк страшнее потери шести тысяч монет, что Эмми расхохоталась.
— Слушай, давай позагораем, а? — предложила она. Сбросив платье и поправив чуть сбившийся детский купальник, она блаженно улеглась на капители.
Мальчик проворчал что-то неразборчивое, но тоже разделся. Ему казалось странным, что некоторые люди специально тратят время на то, чтобы валяться без дела на солнце ради загара. Вот они с отцом никогда и не думали щеголять бронзовой кожей, но почему-то они оба коричневые, как негры.
— У нас теперь дела пошли на лад, — хвастливо сообщил Денни, прилаживая на глаз то и дело сползавшую повязку. — Отец продал неделю назад сразу три центнера золотой макрели рыбозаводу и даже подписал контракт на два года с рестораном восемьдесят шестого этажа! А это не шутка… На восемьдесят шестом, как говорит отец, живет целый муравейник всяких конторщиков, бухгалтеров и других бумажных червей, и они все из экономии едят только рыбу. А значит, скоро наши доходы поползут вверх, гип-гип ур-р-ра!