Мускулы едва угадываются под густой рыжей шерстью, но обольщаться не стоит: он меня сделает одной левой, даже не напрягаясь. Черт, что такое?! Почему он так меня пугает? Ведь на самом деле я не боюсь!
Ханн прищурился. В ярко-медных глазах заплясали опасные зеленые огоньки. Настоящая психическая атака! Ханнская… мне мама как-то показала, но тогда я не впечатлялась. А вот сейчас… ну ладно же! Я тоже сощурилась, посмотрела, как в прицел, воин моргнул… ага, отпора не любишь! Я обратилась к лэмми:
– Достопочтенный, ведь нас не занимают праздные разговоры с каждым возомнившим о себе новобранцем?
Лэмми утопил глаза. Он понял: я вернула наглецу оскорбление, потому что не сомневалась – сам лэмми смолчит. Гость, окажись он хоть трижды хамом, остается гостем.
– Разумеется, капитан. – Он, конечно, не преисполнился благодарности, у лэмми не принято испытывать благодарность к чужим, но он остался доволен. А ханн… ханн тоже понял, и сделал вид, что все в порядке; и, значит, он вовсе не такой дуболом, каким хочет казаться. И значит, дело куда серьезнее, чем я подумала.
– Так ты из игроков? – воин пристроился рядом. – Черный бар? Надо же, такая малышка, и капитан.
Я куда мельче ханнских женщин, а воин… ну, воин он и есть воин, рядом со мной он просто огромен. Силой я от него не отделаюсь. Самое время вспомнить все что я знаю о народе моей матери!
– «Капитан» – всего лишь слово, тебе ли не знать, воин? За мной нет серьезных дел.
– Будут, раз добралась до самой сложной точки. Здесь ожидается половинный отсев.
– Откуда ты знаешь, воин? – Я изобразила удивление, хотя все яснее ясного – это нам, игрокам, запрещено принимать ГСН, а остальных развлекают на всю катушку – нами развлекают. А вот то, что воин в разговоре со мной избегает обращения, это плохо. Очень плохо.
– Знаю, – воин презрительно фыркнул. – Как знаю и то, что после такого испытания добрая выпивка и хороший отдых не покажутся лишними. Я, пожалуй, составлю тебе компанию.
Мы вошли в Черный бар, и я остановилась, забыв ответить. Назвать такое чудо «черным»… то есть он, конечно, черный, но какой черный! Пол в разводах зеленоватого, багряного и фиолетового оттенков – оттенков именно черного, где цвета еле угадываются, – напоминает текучую, только-только начавшую застывать лаву. Потолок – глубокая, чуть искристая чернота космоса, нависшая непривычно низко и едва заметно согревающая, когда вглядишься в нее пристально. А стен словно нет вовсе… лишь глухой, непроглядный мрак, иллюзия бесконечного дикого пространства. Плавающие под потолком морионовые шары светятся своим странным дымным светом (один помешанный на экзотике толстосум с Земли как-то поручил отцу раздобыть такой шар; дело, кстати, оказалось куда сложней, чем на первый взгляд, но я не о том – прежде чем отдать светильник заказчику, отец завез его на пару недель в геологическую лабораторию. Оказалось, летающий шар дымного света является абсолютным аналогом земного черного кварца – мориона; но как лэмми заставили черный хрусталь летать и светить, так и осталось загадкой…); и – последний безумный штрих – парящие над полом черные блины столиков.
Меня отвлек от потрясенного созерцания воин-ханн. Просто взял за плечо и подвел к ближнему столику; и я, ощутив его мертвую хватку, снова подумала – плохо дело. На столе уже ждали стаканы, мерцали на непроглядно черном фоне, и плескалось в них что-то совсем незнакомое. Ханн сел, воздух под ним уплотнился в гравкресло – дорогая штука, очень дорогая, но хоть знакомая, среди прочих чудес этой пещеры… он сел, недовтянутые когти стукнули о стакан, и я на долю секунды встретилась с ним взглядом. Ox…
– Выпей, – с небрежной ласковостью сказал он, – это поможет тебе расслабиться.
В его глазах даже не презрение – брезгливость. Гадливое отвращение. Что ж, это куда понятнее любезного ухаживания – в конце концов, связавший моих родителей брак (и я, как его неизбежное следствие) только у людей не считается извращением. Люди терпимы.
– Подожди, – пробормотала я, – сначала отметка. Время надо зафиксировать.
Лэмми тоже сидел в гравкресле, маленький, костистый, угловатый, и гнездо мрака у левой его руки наверняка скрывало сейф, посуду, смеситель и прочие атрибуты барменского дела. Я подошла и села рядом, незаметно выудив из нагрудного кармана разговорник – обычно я не нуждаюсь в переводчике, но иногда крохотный приборчик оказывается кстати. Как сейчас. У моего непрошеного кавалера очень тонкий слух…
– Что насчет отметки, Достопочтенный? – спросила я. И начертила когтем на сенсорном коврике разговорника три лэммийских знака: «хочу уйти немедленно». Лэмми слегка наклонил голову, читая короткую фразу на родном языке; может, он и не ждал от меня подобной таинственности, но подыграл мастерски. Неуловимым движением нажал на сброс и сказал скрипучим своим голоском:
– Разумеется, капитан.
Вот так. Дело нечисто, и лэмми это знает, однако молчит и не вмешивается. Значит – Оргкомитет. Реклама, будь она неладна…
– Вот твоя отметка, уважаемая Три Звездочки.
Лэмми протянул мне браслет. Выпуклый, не слишком широкий, на двойной защелке, черный в золотую крапь – гулейм, третий в десятке самых ценных в Галактике металлов; и три прозрачных камушка на гребне выпуклой стороны – с желтым отливом, с красноватым и с дымно-фиолетовым. Маленькие и яркие, как далекие звезды. Явно не из дешевых.
– Что это, Достопочтенный?!
– Твоя отметка, Три Звездочки. Сувенир от «Старого Пирата». – Костлявый палец нажал на желтый камень, лэмми проскрипел: – «Капитан Три Звездочки, черный бар, три ноль пять местного времени». Запись, – пояснил он мне, потом коснулся фиолетового камня и красного. – Воспроизведение. Сброс информации. Буду искренне рад, узнав, что тебе пригодилась эта безделушка. В жизни свободного капитана случается всякое.
– Благодарю, Достопочтенный. – В последней фразе хозяина «Пристанища» явственное предостережение, но я в нем не нуждаюсь: мое «всякое» сидит в пяти шагах, и самое время улизнуть. Я коснулась разговорника и слегка кивнула.
– Вижу, милая, тебе нравится здесь. Пойдем, покажу еще кое-что. А ты, гость, постереги ее выпивку, – поднявшийся было ханн снова сел, странно, с чего бы такое послушание…
Конечно, здесь оказался еще один выход, рядом с рабочим местом бармена, и вел он в узкий служебный коридор – никакой красоты, зато транспортер под ногами. Несколько секунд – и мы в лифте. Еще минута – и лифт останавливается перед другим транспортером. Который доставляет нас прямиком в шлюз – конечно, и здесь вход не один.
– Удачи тебе, Три Звездочки.
Лэмми смотрит за медленно отодвигающийся люк, в небо, и я тоже – небо здесь и впрямь незабываемое… как и все остальное.
