Иринка видела фотографии: мама буквально преобразилась. Раньше ее называли просто симпатичной, а на третьем курсе она совершенно неожиданно для всех победила в местном конкурсе красоты – тогда подобные мероприятия как раз стали входить в моду.
Ради принца мама готова была на всё. Даже согласилась изменить некоторые жизненные приоритеты: отложить свадьбу например.
«Подожди, давай доучимся сначала», – говорил принц, и она ему верила. Верила во всем. Потому не сопротивлялась, когда после красивого вечера в ресторане он привез ее на отцовскую дачу и прямо с порога начал раздевать. Муж ведь практически, ему можно.
Самую радостную на свете новость она несла ему, как подарок, но принц энтузиазма не проявил. Буркнул что-то нерадостное.
А через пару дней ее вызвали в деканат. Папа принца, толстый и вальяжный, быстро объяснил непонятливой девчонке, кто кого соблазнил в этой истории, кто под кого лег и с какой целью. А если она и дальше будет преследовать бедного доверчивого мальчика или – тем паче – шантажировать, то приказ на отчисление будет подписан в пять минут. И она, мерзкая развратница, вылетит из института с волчьим билетом.
После родов красота сошла на нет, институт пришлось бросить, и, чтобы прокормить себя и маленькую Ирку, мама устроилась на вокзал кассиром. На новой работе у нее окончательно испортился характер, сменился лексикон – по большей части из-за него Иринка не звала к себе гостей, – но дедовские идеалы стояли крепко. Замуж мама так и не вышла, а на упреки родственников гордо заявляла, что целиком посвятит себя воспитанию дочери. Так как привыкла: суровостью, наказаниями, а то и ремнем.
Но несмотря ни на что, Иринка маму любила. В запале та могла сильно приложить крепким словцом, а могла и выпороть, но при этом оставалась мамой. А еще – и старшей подругой, с которой можно обсудить наболевшее, получив попутно небольшой нагоняй. Иринка привыкла советоваться с мамой, доверять ей свои страхи и переживания. А к кому еще пойти? Настоящих подруг, таких, кому можно рассказать всё без утайки, у нее так и не появилось, а бабушка… Что бабушка? Погладит по голове, посмотрит жалостливо, напоит чаем с черничным вареньем. Только разумного совета дать не сможет – откуда знать жизнь ей, долгие годы прожившей без забот и тревог за пазухой всесильного советского генерала?
Конечно, с недавних пор Иринка поняла, что маме кое о чем лучше вообще не говорить, промолчать, а то можно нарваться на длинный нравоучительный монолог или даже конфликт.
Но сейчас не тот случай.
Мама всё поймет. Пусть отругает, пусть, зато посоветует, что надо делать.
– Понимаешь, мам, я тут познакомилась с одним хорошим человеком…
И она рассказала.
В принципе, Иринка была готова к возражениям, обвинениям и упрекам. Но то, что случилось, едва она закончила говорить, не могло ей присниться даже в самом страшном кошмаре.
– Вот оно как! Значит, ты, наконец, допрыгалась со своими тусовками! Шлюха!!
Мама, когда ругалась, выражений не выбирала. А сейчас, судя по раскрасневшимся щекам и шее, по налитым кровью глазам, она была просто взбешена.
– Небось, Анжелка, проститутка бесстыжая, этого <…>дуна тебе сосватала!!
И пошло. Мать кричала минут сорок, не повторяясь. Сначала пересказала дедовскую науку. Так, как запомнила: потеря девственности до свадьбы – позор, беременность в семнадцать лет – стыд, мерзость. Потом неожиданно переключилась на христианские представления о блуде и грехе. Потом, когда обычные слова кончились, перешла на мат:
– Пойдешь на аборт, <…>! Пойдешь, как миленькая!
Иринка молчала, спрятав лицо, лишь изредка всхлипывала в ответ на самые обидные упреки. Но тут она не выдержала.
– Прости, не пойду. Я своего ребенка убивать не дам.
Мама замерла с открытым ртом. Хрипло вздохнула, опустилась на стул. А когда заговорила снова – Иринка с трудом узнала ее голос: злобный, свистящий шепот.
– Ты что, дура, как я жизнь прожить хочешь?! Одна дите растить? А ведь я в двадцать родила, <…>, молодости у меня, считай, не было, семьи тоже, а теперь и ты мой <…>ский путь повторить решила?
До сих пор Иринке даже в голову не приходило, что ее история так похожа на мамину судьбу. Ведь тот «принц» был подлец, бабник и трусливый маменькин сыночек, но у нее-то не кто-нибудь – Славик! Разве их можно сравнивать! Он другой, настоящий, может, немного скрытный из-за того глупого случая в школе. Но другой же!
– Значит, ты по<…>лась, удовольствие получила, а мне теперь отдуваться! Может, ты теперь каждый год будешь ребенка заводить?! Мать-героиня, <…>!
Иринка не выдержала и заревела в полный голос. Но мама осталась непреклонной. Посмотрела свысока на плачущую дочь и добавила:
– Под мужика лечь наука не хитрая, сисек и задницы вполне хватит. Надо было головой думать, а не <…>, когда ноги раздвигала.
Сказала – словно последний гвоздь вколотила. По самую шляпку.
Раньше мама так часто не материлась. Иринка сквозь слезы посмотрела на ее лицо и окончательно поняла: теперь на ее стороне не осталось никого. Придется всё решать самой.
– И даже не думай, что можешь оставить ребенка. Хочешь мне на шею еще и чужого ублюдка повесить? Так вот запомни – мне он не нужен. Всякие вы<…>ки, спермодоноры <…> будут лапать мою дочь, а я потом…
Договорить она не успела. Иринка вскочила, оттолкнула с прохода мать и метнулась прочь, плечом задев дверную створку. Жалобно зазвенело стекло.
– А ну вернись!
В ответ через пару мгновений щелкнул замок – Иринка закрылась у себя в комнате. Скрипнули пружины дивана, какое-то время до кухни доносились приглушенные рыдания. Потом стихли и они.
Наступила тишина.
Стучать бесполезно. Пока Иринка не придет в себя – из комнаты не выйдет и даже не откроет.
– Вот и хорошо, – вполголоса пробормотала мама. – Вот и замечательно. Попереживай, подумай. Глядишь, к утру в голове прояснится. Тогда и поговорим, где и как аборт делать.
Но к утру ничего не изменилось. И до конца субботы тоже. И в воскресенье. Иринка из комнаты так и не появлялась, разве что ночью. Мама то и дело подходила к дверям, пыталась заговорить с ней, настаивала, укоряла. Тщетно. Дочь отреагировала лишь однажды, когда речь в очередной раз зашла об аборте:
– Спасибо, мам. Я разберусь.
Чем вызвала новый поток ругани и упреков.
Так прошли выходные. В понедельник, собираясь на работу, мама еще раз подошла к Иринкиной двери:
– Ну? Ты не передумала? Ладно, можешь не отвечать.
И ушла, нарочито громко хлопнув дверью.
Иринка выбралась из комнаты минут через пятнадцать, когда окончательно убедилась, что мама, притаившись, не ждет в коридоре. Пробралась к холодильнику, жадно, давясь и почти не жуя, поела что-то совершенно безвкусное.
