С Леной они были близко знакомы больше двух лет, если вести отсчёт от первого соития. А так — и все три года получится. Просто тогда она была ещё не с ним, а с его друганом. Обычная баба. С придурью и гонором, но ласковая, когда требуется. Замуж не торопила. В душу не лезла. Чего он взбеленился?
Ладно, завтра же нужно набрать и извиниться: мол, испортили настроение на работе. Зарплату задерживают. Не ценят. Соседи сверху затопили... Да мало ли что может вывести современного человека, окружённого стрессами, из равновесия? А то и нанести неожиданный визит.
Стас, наконец-то, поднялся с дивана и побрёл на кухню. Стоя возле открытого холодильника он убедился, что инстинкт пищеварения никуда не исчез — жрать захотелось зверски. Он вытащил увесистый кусок варёной колбасы, порезанный на полоски сыр и горчицу. Сгородил из них стопку на ломте ржаного хлеба и мгновенно проглотил, не запивая. Поставил чайник и стал ждать, пока тот закипит.
Может, прогуляться всё-таки к метро? Или закатиться в кабак? Снять группу красивых девчонок в количестве двух штук и выше? Бабло есть. И ещё некоторое время будет, пока... Пока что? Неужто он и в самом деле решится принять это дурацкое предложение. Да и предложения, собственно, никакого не поступало. В общепринятом смысле слова. Ему показали краешек тоннеля, и даже света в конце его никто не обещал. И условий никаких. Туманные намёки на нечто лучшее. Более интересное. Более осмысленное.
Чайник зашумел паром. Плеснув в стакан кипятка, Стас разбавил его вчерашней заваркой и развернул открытую пачку печенья. Можно будет стать толстым и непривлекательным. Носить рваньё или гусарский мундир. Перестать мыться. Показывать ментам вместо паспорта голую грязную жопу. Срать в лифте, наконец, не считая это предосудительным. Или он что-то не так понял со слов «Номера Три»? Упростил как бы, чтобы не потерять суть.
У метро толпился народ, под ногами хлюпала серая неаппетитная жижа. Бабка продавала пучки замёрзшего укропа. Опухшее лицо продавщицы цветов едва проглядывало через затуманенное стекло павильона. У ограждения подземного перехода на коврике сидел безногий инвалид с шапкой мелочи перед ним и другой шапкой — поверх головы. Стас кинул ему пятьсот рублей и понаблюдал за реакцией: тот испуганно посмотрел по сторонам и стал вслух молиться, крестясь и охая. Слов разобрать было невозможно.
«Номер Три» похлопал его сзади по плечу.
- Ну, как ты? Развлекаешься, я гляжу. Не съехал за ночь с катушек?
- Да вроде нет. Хотя, смотря что считать «съезжанием».
- Дело обычное. В первые дни многие сомневаются, копаются в себе. Ищут малейшие зацепки, чтобы всё оставить, как прежде. Старые привычки, как и вещи, имеют удивительную притягательную силу. Выбросить на помойку бабушкин патефон — этот поступок сравним, разве что, с подвигом Матросова.
- Кто такой Матросов?
- Ах, да! Ты ж из другого поколения! Тогда это всё равно, что собрать в Фейсбуке десять тысяч лайков.
- Собирал и больше. Чо делать-то дальше? В помощники к тебе идти?
«Номер Три» захохотал, как опереточный Сатана, распугивая прохожих.
- Надо же, - сказал он, наконец, отсмеявшись и вытирая слёзы. - Пришёл за приказом к командиру. Как это трогательно и мило! Но я поспешу тебя огорчить: нету у меня ничего. Миг твой собственный — сам и распоряжайся им. Вижу-вижу, сейчас спросишь, какой миг. «Между прошлым и будущим», строитель капитализма хренов.
На Стаса навалилось желание съездить глумящемуся над ним собеседнику по морде.
- И ни в чём себе не отказывай, - подначил его «Номер Три», будто прочитав мысли. - Ну, а если серьёзно... Если допустить хоть на минуту, на секунду, что само слово «серьёзно» имеет соответствующий ему житейский смысл, то иди домой и продолжай заниматься тем же, чем и раньше. По пути можешь изнасиловать старушку в лифте... Шучу-шучу. Впрочем, заболтались мы с тобой. У меня куча работы — столько, что тебе и не снилось. А когда созреешь, ты сам это поймёшь. Вот тогда и разыщешь меня.
«Номер Три» порывисто поцеловал опешившего Стаса в губы.
- Вот так, - миролюбиво прибавил он. - Ступай.
И перекрестил, продолжая забавляться.
Поднимаясь на свой этаж в лифте, Стас неприязненно оглядел пожилую женщину с пакетами из супермаркета в руках и машинально вытер шарфом губы. Старушку изнасиловать. Обойдёшься.
Ночь он провёл без сна, и спать ему совершенно не хотелось. Компьютер шуршал в темноте вентилятором процессора, выполняя поставленные задачи, но экран был по-прежнему мёртв. Вот уже вторые сутки. Открытая пачка сигарет, купленная вчера в киоске, сиротливо лежала на столе. Стас хотел швырнуть её в помойное ведро, но передумал: ему незачем бояться соблазнов. Они более не имеют над ним власти.
6
Шабанов лукавил, когда отводил Дмитрию Николаевичу времени до утра. Едва он вышел от Светланы Белковской, новоиспеченной вдовы, как отдал по телефону кому-то распоряжения, и сел в своё авто ждать ответа. Примерно через час ему перезвонили.
- Объект вышел из дома и взял такси.
- Умный. Следить за ним и ни во что не вмешиваться.
- А если на вокзал поедет?
- Не поедет.
- Ладно.
Дав отбой звонившему, Шабанов поехал домой, где, несмотря на поздний час, основательно поужинал вчерашней запечённой курицей и бокалом белого вина. Ему снова позвонили.
- Объект в укрытии. Адрес шлю «эсэмэской».
- Хорошо. Не выпускайте из виду. Проверьте чёрный ход.
- Где тут чёрные ходы в «хрущёвках»?
- Значит, балкон.
- Обижаешь, начальник. Что же мы, салаги неопытные?
- Маме своей будешь обиды высказывать.
Он оделся легко, но подстраховался пуленепробиваемым жилетом, накинув его поверх майки. Сел в неостывшую ещё до абсолютного нуля машину и поехал по адресу, высветившемуся в навигаторе. Район знакомый, рабочий, в меру пакостный.
У дома его встретили наблюдатели.
- Всё в порядке, - доложил один из них.
- Ещё бы. Было бы не в порядке, ты бы уже в бегах находился. Или на столе у доброго доктора.
- Кабы вы, начальник, не разрешали вам хамить в ответ, и дня бы на вас не проработал.
- А куда б ты делся?
- Застрелился бы.
- Успеешь ещё. Номер квартиры?
- Шестнадцать. Пятый этаж. Помощь нужна?
- Да. Приготовьте большой мешок для говна.
Он поднялся вверх по разваливающейся лестнице в самый её конец, упиравшийся в четыре одинаковых двери, обитых дермантином, и позвонил в ту, за которой от него прятались. Звенящая тишина сменилась лёгким шуршанием шагов, производимых ногами, обутыми в мягкие тапочки. Дождавшись повторной тишины, Шабанов снова позвонил, приведя в замешательство существо, отделённое от него тонким слоем дерева, не способного защитить ни от пули, ни от слова.
