Иошуа с перепугу заставил своих апостолов вооружиться ножами, а Иуду Искариота, как самого умного и хитрого, послал к Каиафе, разведать обстановку.
Первосвященник обрисовал Иуде довольно мрачные перспективы как для самого Учителя, так и для его апостолов и тут же предложил ему тридцать монет серебром за свежие сведения о планах сына Божьего. Иуда вернулся к Иисусу и рассказал, что готовится казнь, что все настроены очень серьезно: даже ему, апостолу, предложили денег.
– Сколько? – спросил Иошуа.
– Тридцать серебром.
– Что-то уж очень мало.
– Раньше они нам и куска хлеба не предлагали. Тут что-то не так, Учитель. Надо бежать.
Иошуа понимал, что сбежать с дюжиной апостолов вряд ли удастся. Но и уходить одному тоже несподручно.
Он решил захватить с собой и своего казначея. Тем более что просто так забрать деньги у него представлялось делом крайне сложным. Он познакомил с планами побега Иуду, и тот сразу согласился. Только добавил:
– Учитель, может я и те тридцать серебренников захвачу? А заодно найму проводников и мулов.
– Ладно, я подумаю… – ответил Иошуа. – Если что, я тебе дам знать во время трапезы.
Остальным своим ученикам он решил сказать, что призван пред очи Отца своего Всевышнего. А там, на небе, он выпросит для апостолов, верных своих учеников, все, чего они только захотят.
Апостолы не очень-то поверили этим сказкам. Тогда Иошуа перед «Вечереей» сам омыл ноги всем своим верным слугам. Те, видя такое, устыдились своих сомнений. А Иошуа знаком послал Иуду готовить побег.
Иуда ушел.
Но Иошуа, направляясь на ночлег в сад Гефсиманский, все никак не мог избавиться от своих апостолов. Особенно крепко в него вцепился апостол Петр. Почуяв, видимо, что-то неладное, он стал спрашивать, куда это ушел Иуда и где деньги. Иошуа испугался разоблачения и сказал, что Иуда предал его и сбежал. «Как, впрочем, предадите и сбежите от меня все вы – мои ученики», – добавил он.
Петр возмутился:
– Как ты можешь так думать, Учитель? Мы столько лет с тобой. Ни Иуда, ни я никогда тебя не предадим. Я просто подумал, что ты послал его за покупками для праздника Пасхи.
– А ты от меня отречешься первым, – зло сказал Иошуа и стал молиться, чтобы хоть так отвязаться от Петра.
В это время вернулся Иуда с проводниками и мулами, но, увидев рядом с учителем злого Петра, растерялся. А Петр, увидев растерявшегося Иуду, заподозрил недоброе и, вспомнив слова Учителя, закричал:
– А, это ты, предатель!
Потом выхватил нож и отрубил ухо первому попавшемуся проводнику, думая, что тот – переодетый воин.
Иуда растерялся еще больше. «Меня обвиняют в предательстве?» Он бросился к Иошуа и, целуя полы его туники, начал клясться в верности.
Иуда громко клялся, Петр махал ножом, Иошуа в истерике катался по земле, а человек с отсеченным ухом орал во всю глотку. И всех, конечно, забрали солдаты, охраняющие покой ночного города.
Правда, в этой свалке все апостолы сумели смыться, кроме самого учителя.
Когда поутру римские чиновники стали расследовать скандал в Гефсиманском саду, неожиданно выяснилось, что там был задержан и сам Иисус Христос, новоявленный Бог. Но центурионы не стали ввязываться в дела духовные и передали его священникам.
Иошуа отвели к Каифе.
Тот сразу сообразил, кто попал к нему. И, не мудрствуя лукаво, быстро организовал судилище.
Иошуа обвинили в попытке разрушения Храма и в обмане о построении его в три дня. Свидетелей этих преступных речей конечно было много.
И Иошуа, видя, что дела плохи, решил всех напугать и впервые заявил, будто он и есть Бог. К его удивлению, никто не испугался. Наоборот, обрадовались. Фарисеи быстро объяснили людям:
– Раз он Бог, значит, бессмертен, а раз бессмертен, то если его римляне и распнут на кресте, вреда ему не будет.
Суд тут же признал его виновным и приговорил к смерти.
Затем новоявленного Бога потащили к римскому прокуратору Понтию Пилату, чтобы тот утвердил решение Синедриона.
Понтий Пилат, узнав, кого к нему привели фарисеи, отослал их всех к Ироду.
Ирод, «налюбовавшись» на Иисуса Христа, о котором очень много слышал, утвердил решение священников и отправил их опять к Пилату.
Пилату все это начало надоедать. У него в застенке полно было настоящих преступников, воров и убийц, которых надо было казнить сегодня, а тут какого-то сумасшедшего то и дело приводят к нему. Он решил выпороть Христа и прогнать на все; четыре стороны.
Но Каиафу и форисеев это не устраивало. Они пригрозили Понтию Пилату доносом в Рим, что он, римский прокуратор, помиловал человека, призывавшего народ Израиля не платить Риму подати.
Пилат задумался. Потом велел привести к себе этого странного человека.
– Правда ли, что ты призывал народ не платить Риму?
Если бы Иошуа ответил отрицательно, то спас бы свою жизнь. Но он, уставший и замученный, сказал:
– Все на Земле от Бога и платить надо только ему. И это – истина.
Услышав такое, Пилат велел распять Иошуа.
Он был римским патрицием. И процветание Рима считал святым делом каждого римлянина.
Положили Иошуа на спину крест – орудие римской казни – и вместе с еще двумя осужденными повели распинать.
На горе Голгофе солдаты вкопали три креста и распяли на них приговоренных.
Иошуа оказался посередине.
Воины, едва начальники ушли, как обычно, быстренько закололи двоих. Но Иошуа зеваки просили до поры не убивать. Многие еще верили, что он сын Божий, и все ждали, что он вот-вот явит свою силу и сойдет с креста. Но ничего такого не происходило.
Да и сам Иисус тоже ждал чуда, веря, что он и на самом деле сын Божий, что сейчас Господь придет и покарает мучителей, а его сведет с креста и одарит.
Но и этого не произошло.
Разочарованные люди стали кидать в лжесына Божьего каменьями, плевать в его сторону и всячески поносить. А когда он, изнемогая, попросил пить, кто-то предложил дать ему последний шанс: напитать губку не водой, а уксусом и подать ему на копье. Если Иошуа Бог, он превратит уксус в воду и напьется, а если нет… что ж, на все воля Божья.
Когда ко рту Иошуа поднесли губку, он с жадностью вцепился в нее, пытаясь высосать все до последней капли.
Высосал. Глотнул. И умер.
Люди же в толпе, поняв, что распяли не Бога, а обыкновенного плотника, разочарованно пороптали и разошлись по домам.
Ангелы приняли израненную душу мечтателя и явили пред суровые очи Создателя.
– Да, натворил ты дел, парень, – покачал головой Создатель. – Наломал дров в моем царствии Земном. Но что сделано, то сделано. Я сам прохлопал. Хоть и не без твоей помощи, конечно.
И задумался.
– Вот мое решение! – объявил он наконец. – Будешь жить на Земле в виде учения своего. И будешь страдать болью и горем от дел твоих и имени твоего до той поры, пока не восстановиться естественный ход жизни и событий на Земле.
