И вот случилось. И, как всегда, совсем не то, чего можно было ожидать. И это было серьезно. Землетрясение произошло накануне очередного выезда экспертной комиссии в Зону, и в эту ночь вся комиссия была здесь, в отеле при Комитете по охране.
Волжину вдруг почудилось, что он сидит на бомбе, а под рукой — пружина взрывателя, и стоит только шелохнуться, как двести пятьдесят мегатонн ядерного заряда поднимут в воздух миллионы тонн земли. Он с трудом заставил себя протянуть руку к видеотелефону и набрать номер Джонатана Брайта. Брайт не спал. Он был в пиджаке и при галстуке. То ли еще не ложился, то ли уже успел собраться. Второе было вполне возможно: Брайт — старый армейский волк — одеваться привык молниеносно.
— Что будем делать, Джонни? — спросил Волжин.
— Ты имеешь в виду Тоннель?
Это был главный недостаток Брайта: он всегда задавал массу лишних вопросов.
— Нет, я имею в виду бильярдную партию, которую мы с тобой не доиграли вчера.
Брайт не прореагировал.
— Слушай, — сказал он, — как думаешь, будут еще толчки?
— Видишь ли, землетрясение в Зоне Тоннеля — это событие с почти нулевой вероятностью, следовательно, повторение его еще менее вероятно. С другой стороны, если случилось одно событие с нулевой вероятностью, может произойти и второе.
Брайт обдумал услышанное и произнес:
— А тебе не кажется, что логика — довольно мерзкая штука?
— Тоннель мерзкая штука, а не логика. Так что будем делать?
— Звонить в Хьюстон.
— Значит, и ты так считаешь?
— Да, — сказал Брайт. — Выбора у нас не осталось.
И экран погас.
«Черт возьми, — подумал Волжин, — а я ведь так и не удосужился посмотреть ту запись! Перезвонить Брайту? Нет, лучше я позвоню в свой Комитет».
На экране появилась Анна Трейси, миловидная блондинка из Ливерпуля. Этой своей секретарше Волжин особенно симпатизировал, и сейчас невозмутимый вид Анны, мирно вязавшей при свете настольной лампы, как-то сразу успокоил его, все страхи показались далекими и нереальными.
— Анна, — сказал Волжин, — будьте добры, разыщите мне кассету с разговором Брайта и Джонсона, Боби Джонсона, и дайте ее, пожалуйста, на мой экран.
И пока стекло тихо мерцало в ожидании передачи, Волжин вспомнил, как Брайт, дико возмущаясь и не выбирая выражений, рассказывал о встрече с Бобби Джонсоном. Рассказ получился яркий, и Волжину его вполне хватило тогда, но теперь было интересно посмотреть на Джонсона повнимательнее.
Мелькнула надпись «Внимание!», потом дата, время и номер записи.
Названия не последовало — это была служебная пленка.
Джонсон вошел развязной походкой, закрыл дверь ногой и небрежно бросил:
— Salud, camarada!
Он был родом из Пуэрто-Рико и в детстве больше говорил на испанском, чем на английском. A camarada — это потому, что работников интерслужб, интеркомитетов и интеркомиссий часто в шутку называли интербригадовцами.
Брайт отреагировал спокойно.
— Добрый день, Боб, — сказал он. — Сигару? Виски?
— Я — спортсмен, — с достоинством ответил Джонсон.
Усевшись в кресло, он пододвинул к себе стул и водрузил на его спинку ноги, повернув к объективу рифленые подметки своих громадных кроссовок.
Брайт посмотрел на него грустно и спросил:
— Вы сумеете нам помочь, Боб?
— Запросто.
— Вы абсолютно уверены в этом?
— Ну, стопроцентную гарантию вы просите у Господа Бога, а я вам обещаю девяносто девять против одного. Вас устроит?
— А на один процент вы все-таки не уверены в себе?
— В себе я уверен на все сто. На один процент я не уверен в обстоятельствах. Всякое может случиться. Ну там, землетрясение, наводнение, метеоритный дождь, в конце концов. Понятно вам?
«Джонсон шутил тогда, — подумал Волжин, — а землетрясение произошло на самом деле».
— Ну, отсутствие метеоритов мы вам уж как-нибудь обеспечим, — сказал Брайт. — И все же. Почему вы так уверены в себе, Боб? У вас же лучший результат девять пятьдесят две, то есть восемь пятьдесят две с ходу, а инструкция требует восемь двадцать.
— Знаете, Брайт, с вашими дилетантскими познаниями в спорте лучше не рассуждать о таких вещах. Спасибо еще, что вы не забыли просто стартовый разгон и вычли секунду — другие и этого не делают, — но очень многого вы не учитываете. Во-первых, у меня с моими длинными ногами разница между результатами с места и с ходу одна и десять — одна и пятнадцать, во-вторых, существует масса методов улучшения результата, а у нас, у профессионалов, есть неписаный закон: никогда не нарушать враз больше одного, ну, максимум, двух правил ИААФ. Что такое ИААФ, вы еще помните? Или никогда не знали про Международную федерацию легкой атлетики? Так вот, все мои рекорды сделаны либо на «пружинных шипах», либо на «толкающей дорожке», либо на «анаболиках», либо на экспресс-допинге. Но ведь эффекты суммируются, если все применять одновременно. Наконец, есть средства, работающие вообще только один раз. К примеру, дислимитер Вайнека. Он, правда, рассчитан на стайеров, но и для нашего брата спринтера дает кое-что. Однако на психику эта мерзость влияет необратимо, поэтому дислимитер и применяли-то всего три раза в истории. Есть штуки еще страшнее. Состав нью-спид, например, от которого через двадцать часов мышцы теряют эластичность раз и навсегда. Его тоже применяли не часто: первый раз по недомыслию, а потом уже по расчету. Всегда ведь находились сволочи, которые за результат готовы были загубить человека. А результаты нью-спид давал, и результаты шикарные. Есть и еще целый ряд мощных средств, но их влияние на организм вообще неизвестно, их испытывали только на лошадях, и лошади, надо сказать, переносили поразному… Да, есть еще анизотропный бег Овчарникова-Вайнека. Оказалось, впрочем, что я к нему не способен, но престарелый Джек Фаст, тот самый Фаст — вы помните, конечно, — так старательно обучал меня, что я при всей своей природной бездарности освоил так называемый «финишный нырок». Его я тоже пока еще не применял — значит, и это у меня в запасе.
Брайт был просто огорошен таким обилием информации. Это теперь, спустя три года, он знал назубок все допинги, все самые современные технические средства и мог даже спросонья назвать не задумываясь десять лучших спринтеров мира всех времен, а тогда у него голова пошла кругом, и представилось вдруг, что этот парень запросто покроет сотку секунд за пять. «Я поверил в него», — признался тогда Брайт Волжину.
— И сколько вы хотите получить? — поинтересовался Брайт.
— Девять миллиардов долларов.
— Сколько?! — бывший генерал буквально открыл от удивления рот.
