Кора кинулась обратно. С трудом ей удалось растащить бревна.
Ясон был мертв.
В смерти его лицо было гладким, молодым и спокойным. Он умер на своем корабле.
Она должна похоронить его? Или позвать коринфинян? Но, может, они будут мстить ему и мертвому?
На берегу стояла женщина с мраморно-белым лицом, в длинном золотом полупрозрачном хитоне и жемчужной диадеме.
– Иди своей дорогой, – сказала она Коре. – Не следовало тебе видеть такой смерти героя. Потому что герои так умирать не должны. Это наша вина. Мы тоже забыли о Ясоне.
Не зная, кто говорит с ней, Кора поняла, что это Афродита.
– Если ты вспомнишь когда-нибудь о Ясоне, – продолжала богиня, – то взгляни на небо. Посейдон сегодня отнесет корму «Арго» с золотой надписью на небо, и Корма станет созвездием. Пусть будет так.
– Пусть будет так, – громом отозвался с неба Зевс.
* * *
Кора принесла горстями воды из моря и отмыла от крови и грязи ставшее прекрасным лицо Ясона. Проклятый Милодар, какое право он имел показывать ей на собственном примере бессилие человеческого разума, зависимость ее чувств от древних спектаклей… спектакль не был древним. Она спустилась снова к воде и долго оттирала ладони крупным колючим песком. Далеко-далеко белые домики Коринфа сбегали к светлой полоске берега.
Возвратившись к Ясону и глядя на его спокойное лицо, она вдруг поняла, что в ее настоящей жизни смерть героя не окончательна, – да свистни ты, и примчится бригада медиков, увешанных аппаратурой, как елки игрушками. Если еще не поздно – а мозг сохраняет способность к регенерации клеток до десяти минут, – Ясону сменят тело и вдохнут в него жизнь с эффективностью, которой мог бы лишь позавидовать сам Зевс… был бы цел мозг.
И тут мысли Коры перескочили к проблеме, над которой не задумывалась за недосугом, а давно должна была задуматься. Ведь убийцы принца Густава должны знать условия виртуальной реальности и понимать, когда и почему человек, даже попавший в смертельную переделку в своем круизе, останется жив, потому что, как только его жизнь оборвется, его вытащат в будущее. Значит, их задача – сделать так, чтобы не было никакой пользы от того, чтобы его оживлять. Надо уничтожить… уничтожить мозг! Остальное все восстановимо. Всегда тебе отыщут тело, временно твой мозг могут поместить в тело каракатицы, лишь бы оно имело обмен веществ и температуру, подходящую для твоего мозга. Итак, Тесея, то есть принца Густава, нельзя убить копьем в грудь, ножом в спину, нельзя задушить и повесить, нельзя утопить и сбросить в пропасть. Убийца должен быть уверен в том, что мозг жертвы наверняка и бесповоротно разрушен…
Грохот копыт вернул Кору к действительности. Вдоль берега, тяжело дыша, несся кентавр Хирон. Его седая борода в две струи окаймляла щеки.
– О боги! – закричал он издали, распугав равномерный шепот прибоя и тихий шелест ветра в листве прибрежного кустарника. – Она жива! Как ты смеешь так пугать старого Хирона, какое ты имеешь право выбивать из равновесия пожилых людей?
– Прости, Хирон, – сказала Кора, – меня привела сюда судьба.
И она рассказала о встрече с дельфинами, которые приплыли именно к этому месту, к «Арго», куда в тот момент подходил несчастный Ясон.
Хирон расстроился, увидев своего ученика. Он громко рыдал и рвал бороду. Он хотел предать тело героя погребальному костру, но Кора предупредила, что Афродита велела не трогать тела.
Некоторые жители Коринфа, узнавшие откуда-то о смерти Ясона, подошли к берегу. Но не посмели приблизиться к герою, потому что в его смерти была их вина – справедливо или несправедливо, но они выгнали его из города.
Из океана вышло несколько голубых девушек, в волосы которых были вплетены водоросли и морские звезды, а в руках они держали большие розовые раковины. Хирон сказал, что это и есть океаниды – дочери старого бога Океана. Океаниды украсили ложе, на котором лежал Ясон, звездами и раковинами.
И совсем уж странным показалось появление Медеи.
Она возникла на высоком берегу за спинами коринфинян. Она шла медленно, как будто гуляла, и в руке у нее был какой-то горшок с хвостом.
Все расступались, опасаясь прикоснуться к ней. Но Медею это не задевало. Она никого не видела, не узнавала и ни на кого не глядела.
Только когда Медея подошла к лежащему Ясону, Кора поняла, что в руке у нее боевой шлем, который она несла, держа за подбородочный ремень. Шлем был медный, некогда позолоченный, но позолота с него стерлась, вычеканенные по бокам сцены боевых схваток от частых ударов казались просто неровностями, гребень, сделанный из лошадиного волоса, вытерся и поредел. Забрало было утеряно.
Медея присела на корточки возле тела своего возлюбленного, которому доставила столько горя, нежно приподняла его голову и надела на него шлем.
Она не вставала, глядела на Ясона, и Кора поняла, что сходство ее с Клариссой весьма поверхностно и могло таковым показаться лишь с первого взгляда. В Медее, еще далеко не старой женщине, была некая бессмертная древность прекрасной ведьмы, каждая морщинка на ее лице, будто специально высвеченная и подчеркнутая лучом заходящего солнца, казалась шрамом, и глаза были глубже и чернее ночи, в которой царит Аид. Нет, это не Кларисса, а само олицетворение трагедии.
Наконец Медея поднялась и пошла обратно, туда, где, как оказалось, ее ждала колесница, которой раньше Кора не заметила. Коре не надо было ничего объяснять, ибо она уже прониклась знанием, которым обладали древние эллины, – узнавать героев и богов. Хоть солнце, поднявшееся высоко, било в глаза, Кора увидела, что место возничего на золотой колеснице занимал царь Эгей.
Медея легко взошла на маленькую колесницу, которой правил ее чернобородый муж, обняла его сзади за пояс, и Эгей взмахнул длинным бичом. Кони легко тронули, и колесница исчезла, словно растворилась в воздухе.
Кора вновь обернулась к Ясону.
Это было последнее мгновение.
Именно в этот момент при полной тишине в море родилась высокая немая зеленая волна, которая накатывалась на берег, как накатывается море во сне. Хирон подхватил Кору, кинул себе на плечо и в два прыжка оказался на высоком берегу, среди жителей Коринфа, которые глазели оттуда на Ясона.
Гигантская волна в мгновение ока покрыла берег зеленым бутылочным стеклом, замерла, словно ожидая приказа, и так же беззвучно откатилась обратно.
Берег был пуст.
Исчез корабль «Арго».
Исчез его капитан.
Но на поверхности воды не было видно ни единой щепки или иного предмета, напоминавшего о корабле.
Море успокоилось.
– Его взял Посейдон, – сказал кентавр. – По воле богов. Потому что теперь не нам судить, в чем прав, а в чем виноват этот человек.
