— Объясните нормально! — вскипела Таня, забыв об элементарной вежливости и об уважении к возрасту и заслугам сидящего перед ней человека.
— Дядя открыл возможность мгновенного перемещения в пределах планеты, может быть в пределах солнечной системы, но не дальше — ответил Коля: — Немного энергии — институтских накопителей более чем достаточно. Свободно изменяемая дальность прыжка, правда расход энергии резко возрастает с расстоянием. Но это всё. Космос по-прежнему далёк, зато понятие «расстояния» в пределах планеты больше недействительно. Из Новосибирска в Москву можно добраться за пятнадцать минут требуемых на диагностику и запуск установки мгновенного перемещения и столько же понадобится, чтобы попасть в Марсоград или Поздняков-город и не нужно шесть недель мариноваться в банке рейсового корабля. Главное точно выставить координаты точки назначения не забыв учесть взаимное движение и вращение двух планет. Ну так ура или нет?
— Ура — проворчала Таня нащупывая рукой стул и падая на него. Резкий эмоциональный импульс словно забрал у девушки все силы.
Немного оправившийся от внезапной Таниной атаки, Эдуард Владимирович смог продолжить свою «исповедь» перед племянником и почти незнакомой ему девушкой.
За годы наблюдений исследователи зарегистрировали сотни эпизодов употребления разных орудий, но умом и сообразительностью отличались только три гориллы. Остальные ничему у них не учились. Разница в способностях между представителями одного вида огромна. Когда специалисты говорят, что для высших обезьян характерны мышление и орудийная деятельность как проявление мышления, речь идет не о виде в целом, а об отдельных особях. Это справедливо и для других видов.
Зорина Зоя Александровна. Лекция в государственном дарвиновском музее «Учёные в поисках разума»
***
Эдуард Владимирович Подводный был физиком-теоретиком. Его епархия головоломные математические расчёты, дерзкие теории, преподавание. Когда он понял, что ему вполне по силам (вместе со своими учениками) сконструировать и запитать от институтских энергонакопителей устройство в металле (точнее в пластике и электронике) воплощающее чистые математические расчёты в рамках теории нуль-транспортировки разработанной ещё лет тридцать назад, тоже не без его участия. Он просто не смог удержаться от того, чтобы не собрать установку и не проверить её действие.
Это было немного безответственно. Недаром эксперименты с нуль-транспортировкой Советский Союз вынес на орбиту луны, а Империя и Американская «Star Teleport Corporation» и вовсе разместили свои нуль-транспорт станции в открытом космосе подальше от любых крупных объектов.
Однако Эдуард Владимирович принял все разумные предосторожности. Во-первых, для работы его установки требовалось несравнимо меньшее количество энергии. Во вторых автоматический контроллер отрубал питание в случае если любой из показателей отклониться от расчётного значения или если длительность эксперимента превысит одну секунду. Словом он предусмотрел действительно всё.
Потом было открытие «окна» из одной комнаты в другую. Переброска материальных предметов, точнее сначала карандаша, а потом обыкновенного стула. Как раз того, на котором Таня сейчас сидит.
Она осторожно пощупала экспериментальный стул. Тот был на ощупь совсем как обыкновенный. Эдуард Владимирович продолжил: — Мышь, свинка, человек.
— Это был я — вставил Коля: — Я был тем самым первым человеком.
Тане оставалось только покачать головой.
Пожалуй, на этом этапе уже следовало обратиться к институтскому совету, тем более, что сам Эдуард Владимирович входил в него на правах почётного члена. Сложно объяснить стороннему человеку почему он этого не сделал.
Учёный виновато улыбнулся: — Как известно при всём желании невозможно верно и точно отыскать причины тех или иных собственных поступков. Этим должен заниматься кто-то посторонний.
Другими словами он захотел сначала открыть портал в Африку. Почему туда? С детства Эдуард Владимирович зачитывался книгами о чёрном континенте — прародине человечества. Об алмазных копиях. О борьбе аборигенов за освобождение сначала от рабского, потом от не слишком отличающегося от него колониального гнёта и наконец самого коварного — закабаления долларом.
К великому сожалению Эдуарда Владимировича: он сам, его разум и его генетический код считались всесоюзным достоянием, имеющим отличное от нуля оборонное значение. То есть он до своей смерти был «невыездным». Конечно, к услугам учёного были все курорты и вообще, вся территория, Союза. Марсианские каньоны, плато и пики — удивительно высоко вздымающиеся при слабом тяготении красной планеты. Город Антарск, полотнища северного сияния и музей ледяных фигур под открытым небом на советской части Антарктиды. Но таков человек, что всегда хочет недоступное ему. И Эдуард Владимирович с детства мечтал о зелени и духоте джунглей и скрываемых ими полуразрушенных каменных пирамид. О роющихся в мусоре обезьянах. О белых улыбках на чёрных лицах под разноцветными тюрбанами. И он подумал: наверное, не случится ничего плохого, если открыть «окно» в Африку и несколько часов погулять под её жарким солнцем. На всякий случай он собрал расчёты и схему установки и все свои комментарии в инфокристал и передал его племяннику, чтобы открытие не пропало, если с ним что-нибудь случится на стонущей под гнётом кровососущих корпораций прародине современного человечества. Эдуард Владимирович сознавал, что поступает безответственно, но, казалось, он предусмотрел всё. Как выяснилось: всё, кроме одного.
— Татьяна — спросил помрачневший учёный: — Вам доводилось видеть умирающего от голода человека? Хотя, что я говорю — конечно, нет!
Удивляясь столь внезапной переменны темы, Таня оглянулась на Колю. Парень сидел мрачный и нахохлившийся.
— Не от ран и не от болезней, а… от голода — как будто в растерянности Эдуард Владимирович развёл руками: — Нам всю жизнь твердят об ужасах безграничного капитализма или фашизма и мы привычно соглашаемся со знакомыми словами испытывая лишь самый малый душевный отклик. Я бы никому не пожелал увидеть подобное своими глазами.
— Что вы сделали? — робко спросила Таня почти физически ощущая как сгущается атмосфера в кабинете нагнетаемая ужасными воспоминаниями.
— А что я мог сделать? — устало спросил Эдуард Владимирович: — Через открытое окно шагнул обратно в Новосибирск. Побежал в столовую и попросил автоповара выдать мне три буханки хлеба, какого-нибудь мяса и так и не смог получить от него желаемого. Автоповар упорно выдавал бутерброды. И я набрал этих бутербродов два мешка и молока и чая и едва пролез со всем этим в портал. Из приключенческих книг я знал, что нельзя голодному человеку сразу давать много сытной еды. Разрезая один бутерброд на десять частей, я плакал. Простите меня.
