— А что я мог сделать? — устало спросил Эдуард Владимирович: — Через открытое окно шагнул обратно в Новосибирск. Побежал в столовую и попросил автоповара выдать мне три буханки хлеба, какого-нибудь мяса и так и не смог получить от него желаемого. Автоповар упорно выдавал бутерброды. И я набрал этих бутербродов два мешка и молока и чая и едва пролез со всем этим в портал. Из приключенческих книг я знал, что нельзя голодному человеку сразу давать много сытной еды. Разрезая один бутерброд на десять частей, я плакал. Простите меня.
Эдуард Владимирович замолчал, справляясь с нахлынувшими чувствами. Коля, рядом с Таней, сидел мрачный как тень от скалы. Девушка заёрзала.
Неужели может быть так чтобы человек, настоящий живой человек, умер от голода? То есть, конечно, физически это возможно и, наверное, не раз происходило раньше. Но сейчас? На той же самой планете, где живёт она, Татьяна Григорьевна Никогда? Разве так может быть?
— Послушайте — смущаясь сказала девушка: — Но почему корпорации допускают подобное. Им самим — Таня запнулась, но сглотнула и продолжила: — самим должнобыть не выгодно терять работников. Такого просто не может быть.
Эдуард Владимирович вздохнул. Когда Таня взглянула на Колю, тот потупил взгляд. И тогда она поняла — так было. Возможно, прямо сейчас какой-нибудь человек далеко-далеко отсюда умирает от голода, а она сидит здесь и ничего не делает. Понимание пришло внезапно, как удар ножом. Как капля дождя, вскипающая едва касаясь лазерного луча. Таня задохнулась. У неё закружилась голова, но девушка сумела взять себя в руки.
— Вот куда уходит замеченный вам перерасход продуктов длительного хранения, самораскрывающихся палаток, элементарного туристического снаряжения и электронных книг — произнёс Коля. И, словно защищаясь, хотя Таня отнюдь не нападала, воскликнул: — Неужели мы должны были молча смотреть на это? Оставить всё как есть и уйти закрыв за собой окно?
Всплеск племянника немного успокоил дядю и он спокойно объяснил: — Комитет государственной безопасности немедленно прекратил бы наши… гуманитарные вылазки. У них своя правда. Только я пообещал тому, спасённому от голодной смерти бутербродами с колбасой, майонезом и измельченной петрушкой, человеку, что в этом году никто на шахтах больше не умрёт голода. Как я должен был поступить?
Голос Эдуарда Владимировича окреп и он уже не просил, а требовал: — Вы, Таня, нормальная советская девушка. Ответьте мне, ответьте прямо сейчас, как я должен был поступить?
— Не знаю — Таня помотала головой словно пытаясь спрятаться от слов учёного: — Не знаю. Но что вы собираетесь делать дальше? Вы совершили большое открытии. Его нельзя скрывать. Просто преступление скрывать. И после того как вы выполните своё обещание будет ещё один год и ещё один и ещё и в них тоже будут умирать (неужели это правда, она до сих пор не могла поверить в то, что говорит) люди.
— К сожалению я не могу один устроить мировую революцию — прикрыл глаза Эдуард Владимирович.
— Вы не один — прошептала Таня.
— Что?
— Говорю вам, вы не один — сказала она уже громче: — За вашей спиной стоит весь советский народ. Неужели даже все вместе мы ничего не сможем поделать с совершающимся у нас под боком злом?
— Татьяна, вы ещё так молоды.
— А вы уже так стары — хотела сказать девушка, но вовремя прикусила язык. Она не вправе обвинять сидящего перед ней человека сделавшего для людей больше чем она, быть может, сделает за всю свою жизнь. В школе их учили, что совсем скоро все люди земли (вернее теперь уже солнечной системы) сольются в большую семью. И тогда ничто и никто не сможет остановить объединившееся в едином порыве, вооружённое научно обоснованным учением, человечество. Это должно случиться совсем скоро, буквально на протяжении её, Таниной, жизни или самую чуточку позднее. Так будет потому, что по-другому не может быть.
Получается, что где-то очень далеко от раскрашенной в золото и киноварь Новосибирской осени её, Танины, братья страдают и умирают. Пусть у них чёрная кожа, кучерявые волосы и как снег белые зубы.
Во вскочившей Тане кипела жажда деятельности: — Мы немедленно идём в милицию!
— Ты ведёшь себя как дошкольница — резко сказал Коля.
— А ты, вы, вы… — Таня сама не поняла почему вдруг села и расплакалась. Слёзы лились из неё нескончаемым потоком. Было очень стыдно, но она не могла остановиться. Коля растерялся. Эдуард Владимирович обошёл стол и обнял плачущую девушку как её обнимал отец или, может быть, старший брат.
— Я не знаю почему я плачу — пробормотала Таня растирая слёзы по распухшим глазам: — Не могу остановиться.
— Тише — проговорил Эдуард Владимирович: — В мире ещё очень много несправедливости. Если хочешь, то плачь. Когда закончишь, мы продолжим разговор.
— Я в порядке — сказала Таня вытирая лицо одноразовыми салфетками. На столе перед ней громоздилась куча использованных салфеток. Она сгребла её и отнесла в утилизатор. Эдуард Владимирович вернулся на своё место за рабочим столом. Коля молча и неподвижно продолжать сидеть в углу сложив сцепленные в замок руки на коленях. Почему-то перед ним было особенно стыдно. Так стыдно, что никакая в мире сила не заставила бы её поднять глаза.
Таня сказала: — Простите.
Эдуард Владимирович подал ей чистую салфетку. Таня зачем-то взяла её, протёрла и без того сухие глаза, сложила вчетверо продолжая сжимать в руке.
— В складских помещениях института лежит почти одиннадцать тысяч упаковок консервированных обедов длительного хранения — сказал Эдуард Владимирович: — Я предупредил Эндрю Нгао`мма, что это будет последняя партия. Пожалуйста, помоги мне выполнить обещание.
— Вдвоём неудобно передавать вещи через «окно» — пояснил Коля: — Нужно минимум три человека.
Таня кивнула. Она опасалась говорить потому, что после слёз её голос всегда был хриплым, как у заболевшего простудой человека.
Первым из кабинета вышел Эдуард Владимирович, показывая путь. Таня почувствовала как идущий следом Коля на мгновение сжал её пальцы и тихо сказал: — Я не стал думать о тебе хуже после сегодняшнего. Ты всё равно очень смелая.
Сказал и отпустил. Таня не поверила, но где-то в груди моргнуло и загорелось маленькое солнышко.
Установка для открытия «окна» с виду походила на переносную буровую машину на основе синхронизированных лазеров. Тане доводилось работать на такой в пятом классе во время летней геологической практики. Эдуард Владимирович колдовал над пультом, Коля стоял рядом с Таней и сжимал её крохотную ладонь в своих больших. Почему-то девушка вспомнила, как он рассказывал, что с детства мечтал стать учёным — так сильно мечтал, что пренебрёг предначертанной ему геннограммистами карьерой военного.
