Джибрил совершенно по-свойски толкнул меня ногой под столом.
— Смотри!
Среди столиков откуда ни возьмись появился колоссальный букет темно-бордовых роз. Он плыл над посетителями, словно красавец-лайнер по волнам океана. Я с удивлением узнал во вручавшем это диво Анне своего давешнего кучерявого истязателя. На Анну тот смотрел с таким выражением, что у меня засвербило в животе, а Трубников с недовольной физиономией заерзал на стуле.
— Вот подхалим, — проронил Джибрил. — И так каждый день. Я уж говорил ему…, - тут он осекся, потому что кучерявый подсел за наш столик. Я испытал очень острое, болезненное желание плюхнуться на пол и на пузе добраться до двери. Но колотивший меня агрессии не проявлял, будучи полностью занятым Анной, которая начала новую песню. На свою недавнюю жертву он даже не взглянул.
Музыка и дивный голос для меня померкли. В самом деле, до музыки ли будет, когда встречаешь того, кто твоей головой разбил все бутылки в баре? Однако кучерявый сидел спокойно, аккуратно сложив руки перед собой, палец к пальцу — ни дать ни взять ученик начальной школы, причем очень примерный ученик. Несколько минут Джибрил молчал с весьма выразительным лицом, а потом промолвил:
— Варахиил. Она не дура.
Я не удержал хмыканья. Джибрил и Варахиил, надо же. Чудесные клички; интересно, как их зовут на самом деле. А кучерявый Варахиил вскинул на рыжего глазенки с самым невинным видом и проронил:
— Служить и защищать, не так ли?
— Как ты служишь, я вижу, — нахмурился Джибрил, и я укрепился во мнении, что эти двое — начальник и подчиненный, хотя неизвестно почему копчик уверял меня в обратном: они равны. — А защищать от кого?
Варахиил сурово сдвинул брови и зыркнул глазами в мою сторону. Мне сразу же захотелось пробежаться в сортир, а челюсть и локоть заныли по новой. Но кучерявый отвел взгляд (я облегченно вздохнул) и ткнул пальцем в сторону Трубникова, который в этот момент фотографировал поющую Анну мобильником:
— Этот журналюга просто омерзителен. Торчок проклятый, — и веско добавил: — Ненавижу журналюг.
Я сделал вид, что это не ко мне: гражданин Каширин давно оставил борзое перо ради службы в качестве ищейки Господней.
— Перестань, — с нажимом посоветовал Джибрил, и я вдруг ощутил позыв бегства отсюда, почувствовав: меня втягивает в очень дерьмовую историю. — Если понадобится, она сама его прогонит, можешь не беспокоиться.
— Я ему яйца оторву, — мрачно посулил Варахиил, и я понял: этот — оторвет. И еще и съесть заставит. — Если понадобится.
Джибрил невнятно выругался и звучно хлопнул кучерявого по загривку:
— Хватит, говорю! Ты всех уже достал, и ее в том числе. Давай, шагай отсюда, лизоблюд.
Я наблюдал за ними в совершенной растерянности, словно секунду назад смотрел кино и вдруг очутился в самой картине. Варахиил же издал непонятный звук, очень похожий на хрюканье и встал.
— Узиль, помнится, многого добился. Я иду по его дорожке.
На мгновение спокойное лицо Джибрила изменилось, и я готов поклясться, что исказила его гримаса боли, будто кучерявый ковырнул старую, плохо зажившую рану.
— Где теперь Узиль? — бесцветным тоном осведомился Джибрил, крутя за ножку свой бокал. Варахиил хрюкнул снова и зашагал к выходу.
Джибрил скривился, как от кислого. Видно было, что ему не по себе, примерно так же будет выглядеть родитель, которого пошлет на три буквы любимое чадо, или человек, чьи убеждения обольют грязью. Я и сам так выглядел, когда… ладно неважно.
— Зар-раза, — прошипел Джибрил и устало взглянул на меня. — А ты небось решил, что угодил нечаянно на чужую разборку? Не обращай внимания.
Я покосился в сторону Анны. Хозяин сети фотосалонов вручал ей букет хрю-хрюзантем. Мне ужасно хотелось пробудиться, чтобы и ресторан, и Анна, и мой собеседник оказались сном или очередным видением. Прийти в себя, вернуться в реальный мир — такая малость.
— А Варахиил, — осторожно начал я, — он такой поклонник Анны?
Джибрил презрительно усмехнулся, и от этой усмешки меня словно обдало ледяным ветерком.
— Он великий хитрец. А Анна при всех ее достоинствах совершенно не разбирается… в людях.
Я помолчал. Орган интуиции в заднице голосил, что я в дерьме по самую шею, и если это кончится потерей головы, то я еще легко отделаюсь.
— Скажи, а что такое визионер?
Джибрил посмотрел на меня с такой печалью, что я едва не вскрикнул.
Однажды ты вдруг заметишь, что окружающий тебя мир совсем не такой, каким виделся раньше. Что было твердым, станет хрупким, незыблемое утратит основы, и то, что считалось добром, вдруг обнаружит в себе корни зла. Ты же поймешь, что имеешь способность смять пространство в ладони, как фантик, или прорвать в нем дыру, а сделав это, увидишь новую реальность, подобную в целом той, в которой ты родился, и в то же время иную. Более того, за ней ты встретишь новый мир, и другой, и еще один. Для прочих все останется прежним, но ты — ты увидишь новое небо и новую землю.
Снова вспыхнули в мозгу огненными знаками, и это было настолько больно, что я со сдавленным шипением схватился за голову. Глаза заволокло алым туманом, но я все же успел разглядеть, как Джибрил неуловимо быстро переменился — вернее, на мгновение я увидел, как его фигура стала прозрачной, и в этой тонкой оболочке гневно загудел яростный столп белого пламени.
На какое-то мгновение я перестал соображать; голова самым натуральным образом отключилась. Бедные мои мозги спасались от перегрева и отправки на свалку. Когда же я пришел в себя, то увидел, что Джибрил исчез, а ресторан напоминает встревоженный муравейник: люди суетились, одни спешно бежали к выходу, другие двигались в сторону туалета, откуда доносились истерические вопли. Туда же бросился и я, на ходу вынимая из кармана удостоверение.
Зеваки в туалете стояли очень плотно, однако используя документы следователя, мат и работу кулаками я протолкался к месту происшествия, а увидев, что случилось, едва не упал, во всяком случае, меня «повело», и очень резко.
На полу лежал Валентин Трубников, и рана в паху журналиста красноречиво говорила о том, что реанимационные мероприятия излишни. Оторванное было засунуто мертвецу в рот, и я с трудом удержал рвоту. Возле шумно блевал в писсуар официант, обслуживавший мой столик (видимо, он и обнаружил тело), а рядом с Трубниковым билась в истерике дородная и немолодая уже дама, по всей видимости, супруга, прибывшая вытаскивать своего благоверного из гнезда разврата.
— Так, — сказал я, поднимая руку с удостоверением. — Кирилл Каширин, епархиальный следователь. Кто обнаружил труп?
