Выскочив наружу первым, ощутил обвалившееся на него тепло и, главное, свет. Нет, он никогда не был сторонником всякой мистики, никогда не стремился лазить по подвалам и катакомбах, да и, честно говоря, не было их в его детстве. Его стихии простор и скорость, а не это вот, не склепы. Он вообще не любил маленьких помещений, делая исключения только в конюшнях, где теснота компенсировалась родными запахами, напоминающими о просторах.
Он, не снижая скорости, пошел к раненому солдату, лежащему на земле с закрытыми глазами. Спит? Макс с испугу так много накачал ему всяких лекарств, что тот мог и отравиться ими.
– Ты как? – спросил он, опускаясь рядом с ним на колени, с удовольствием чувствуя при этом ладонью тепло, исходящее от земли, и запах травы.
– Терпимо пока, – сказал раненый, открывая глаза. – Куда они нас тащат? Может, на базу?
– Может быть, – легко соврал Макс. – Только не сейчас. Позже. Болит?
– Да не особо. Так, тянет. Кайфу ты мне натолкал нормально. Слушай, а может они того?
– Что?
– Ну, на выкуп какой согласятся или как. Пообещать им чего-нибудь. Я не знаю.
– Посмотрим. Тебе нельзя сейчас много говорить. Я попробую.
Странно, но мысль о выкупе или другого вида сделке отчего не приходила Максу в голову.
– Ты, я чую, уже с ними базаришь, а?
– Пытаюсь, – уклонился от честного ответа Макс.
Это «базаришь» его резануло. Навидался он таких, крутых и косящих под них. Истеричных и зачастую глупых, а уж жадных – всегда. Еще когда он только становился жокером, его предупредил хозяин конюшни, что, если только заметит контакт с подобной публикой, то сразу оправит за ворота. Позже он не раз имел возможность убедиться в справедливости такого рода предупреждения. К счастью, на чужих примерах. Поэтому он не стал откровенничать. Успеется.
Хотел уже подняться с травы, но раненый задержал, схватив за рукав.
– Слышь, Чемпион, а они нас не того, а? В смысле, не сожрут?
– С чего ты взял?
– Ну так говорили же. Булыгу-то они вроде – ам сделали.
– Не слыхал, – ответил Макс и поспешил подняться.
Однако, приблатненный Густав или нет, а держаться им все равно нужно вместе. Оглянувшись, он заметил, что массипо на полянке стало меньше, и как раз один из них в этот самый момент продирался сквозь кусты, уходя прочь, при этом складывалось такое впечатление, что аборигенам на это наплевать. Они занимались своими делами и совсем не обращали внимания на животных.
Найдя взглядом говоруна, подошел к нему.
– Массипо уходят.
«Они нам больше не нужны», – последовал ответ.
– Мы что, здесь останемся?
«Да нет, уйдем к себе».
– Куда?
«Увидишь».
– Это что, недалеко?
«Наоборот, очень далеко».
– Тогда я не понимаю.
«Потерпи».
Ясности эти ответы не прибавили. Какой смысл отпускать массипо, если им еще далеко добираться? Или это в иносказательном смысле? Может, эта дыра, из которой несет сыростью, у них что-то вроде жертвенного алтаря, куда сбрасывают обреченных, как это проделывали индейцы Южной Америки до открытия ее Колумбом? Но все равно, зачем отпускать животных? Или аборигены тоже собираются в колодец? Только не похожи они на самоубийц. Вон женщины и еду раскладывают. Последний пир? Как это? Тризна? Поминки по самим себе?
«Пойдем, поедим перед дорогой», – прозвучало предложение говоруна, сопровожденное красноречивым приглашающим жестом.
Макс согласно кивнул и двинулся следом, уже издали изучая «стол». Какие-то плоды, серые бесформенные катыши неизвестно чего, куски, даже, точнее, порезанные мясные ленты. Аппетитным все это назвать можно было с трудом, скорее, лишь из вежливости. Кое-кто из аборигенов тоже потянулся к еде, тогда как другие не то игнорировали, не то ждали своей очереди, занимаясь своими делами. Так двое рубили тесаками молодые кусты и бросали срубленное поверх других, нетронутых. Наверное, так они не давали зарасти поляне, одновременно делая проход к ней менее проходимым.
Вдруг, вспомнив, Макс остановился, не дойдя до «стола» пары шагов.
– А как же он? – спросил, имея в виду раненого.
«Можешь отнести ему, если хочешь».
Интересная постановка вопроса.
Взяв с тряпки какой-то плод и кусок жесткого на ощупь мяса, понес все это Георгу, следившему за его передвижениями. Наверное, его выглядящие со стороны безответными вопросы и реплики представляются тому диковато. Надо бы объяснить, но не сейчас, потом, решил Макс.
– На, пожуй.
– А чего это такое?
– Еда. Тебе сейчас нужно восстанавливать силы, так что ешь.
– Что-то неохота мне это жрать. Дрянь какая-то. Еще отравят.
– Вряд ли. Разве что поначалу пронесет пару раз. Так что давай, привыкай.
– Ты чего сказать этим хочешь? Что значит привыкать?
Парень начинал действовать на нервы. Правда тупой или так, характер показывает?
– А ты что думаешь, тебя на базу везут? Или к теще в гости? – раздражаясь, спросил Макс, сам того не зная, что использовал один из любимых оборотов Кинга. – Ну?
– Ладно, давай.
Через минуту Макс, глядя, как энергично работает челюстями раненый, убедился, что угощение съедобно. Хотя, понятное дело, от кишечных расстройств это не гарантировало. Но, похоже, что привыкать стоит и ему. Так что рискнуть здоровьем придется.
Говорун, сидевший на корточках и откусывающий от бесформенного нечто, жестом показал ему на место возле себя, не став утруждать себя вторжением в мозг пленника.
В сущности, есть не очень-то и хотелось, но Макс решил не отказываться; кто знает, когда ему снова предложат. Ведь пленный почти тот же раб и так же зависит от хозяев, особенно на первых порах. Да и рассмотреть аборигенов поближе, лицом к лицу, тоже было небезинтересно.
Но ни еде, ни наблюдениям долго придаваться не пришлось. В одно мгновение что-то неуловимо поменялось, встревоженные аборигены вскочили на ноги, хватаясь за свои тесаки.
– Что? – встрепенулся и Макс, вначале подумавший, что это он, сам тоже не желая, стал причиной этой вспышки агрессии.
В ответ последовал непонятный набор звуков, в котором отчетливо угадывалась лишь тревога.
– Не понял.
«Хищник. Напал на массипо».
– И что теперь делать?
«Ничего не сделаешь. Все кончено. Надо заканчивать и уходить. Ты поел?».
– В общем, да, – ответил, что б не обидеть. Попробованное им совсем не тянуло на звание гастрономических шедевров. – Куда уходить будем?
«Туда».
И говорун указал на каменное сооружение, где они недавно были с экскурсией. Черт возьми, они что, живут под землей? Макс вгляделся в их лица. Нормальные, в меру загорелые, совсем не похожие на бледные лики, не видящие солнечного света. Может, это что-то типа разведчиков? Время от времени выходят на поверхность, делают тут свои дела, например, охотятся, а остальные в это время ждут их там, в подземелье. Только зачем? Нет никакой видимой причины, почему бы им не жить наверху. Да и в отчетах говорится, что их разрозненные племена бродят и тут, и там.
