– Зезюлин Иван Степанович, канавщик Шатурского торфяного треста, участок Долгуша Петрово-кобелевского торфопредприятия, – длинно и путано представился он и осторожно пожал протянутую ему для пожатия руку.
– Очень приятно, – отозвалась Марина, – а это Алексей, он…
– Капитан, командир отряда, – перебил ее летчик и тоже обменялся с канавщиком рукопожатием.
Дальше процесс знакомства пошел сам собой. Притулившийся на противоположном краю стола, одетый в военную форму, коротко стриженый черноволосый человек с широким азиатским лицом и узенькими глазками оказался Тимирбеком Сатыбаевым, грузчиком со станции Алма-Ата, что на Турксибе.
– Раньше бригада разгружала семь тонн за смену, сейчас девять-десять тонн, – старательно подбирая русские слова, отчитался он и двумя руками пожал Марине ладонь.
– Раньше сто рублей в месяц получал, сейчас пятьсот, – улыбаясь во всю свою загорелую физиономию, похвастался он, перехватил пристальный взгляд Алексея и плюхнулся на свое место, почти полностью скрывшись за украшавшим стол букетом из астр в тяжелой белой вазе.
В усилившемся гуле и выкриках Марина не расслышала имя третьего соседа по столику и лишь покачала головой в ответ на его слова. Широкоплечий мужик лет сорока с небольшим, со светлыми пышными усами, одетый в серый летний костюм поморщился досадливо и повторил, уже в два раза громче:
– Тарас, я говорю, Сороковой Тарас, сталевар завода имени Коминтерна, из Днепропетровска. Раньше давал одну плавку в сто семьдесят две тонны стали за одиннадцать-двенадцать часов, а теперь за восемь.
Позвольте, – он поднялся со стула, бесцеремонно схватил Марину за руку и громко чмокнул ее в костяшки пальцев. Марина засмеялась и успела заметить краем глаза, что Алексей внимательно рассматривает сталевара. Она вырвала руку и поспешно уселась на место.
– Агриппина Пичугина, – ожила молчавшая до сих пор соседка напротив – крепкая, скуластая женщина в белой беретке и застиранной светло-желтой блузке с большим галстуком-бантом. – Я фанговщица Ивантеевской трикотажной фабрики имени Дзержинского, – низким, хрипловатым голосом заявила она Марине, рассматривая накидку на ее плечах. – Сперва я работала на одной ручной вязальной машине, потом окончила ликбез, освоила техминимум и стала работать на трех. Сейчас работаю на двенадцати. И это, товарищи, не предел! – Она горделиво выпрямилась и чуть свысока посмотрела на Марину.
– А вы где работаете? – теперь Груня Пичугина рассматривала сумочку, которую Марина прижимала локтем к своему боку.
– Я? Я…
– Марина – корреспондент газеты «Социалистическое земледелие», – вмешался Алексей и со страдальческим видом осмотрелся по сторонам: – Где же официант, сколько можно ждать!
– А зачем нам ждать? – искренне удивился Сороковой и потянулся к графину со стеклянной пробкой. – Не будем мы никого ждать… – проворковал он, привстал из-за стола и прицелился к высокой конусообразной стопке, стоящей перед Мариной.
«Я не могу вот так, без закуски», – она смотрела на стол перед собой. Большая тарелка, на ней поменьше, сверху лежит белоснежная, свернутая кульком салфетка, рядом еще одна тарелка, кажется, пирожковая. Или нет… «Не помню», – сдалась Марина, зачем-то взяла тяжелый, мрачно блеснувший в свете огромной люстры столовый нож и тут же положила его обратно.
Все как на тех картинках, книга не врала и съемки велись с натуры. «Улучшение народного питания составляет одну из главных задач Коммунистической партии и Советского правительства», – мигом пришли в голову запомнившиеся еще с детства слова, а следом явились и образы. Роскошные сочные описания и яркие фотографии блюд, кухонной утвари, умирающая на разделочной доске рыба, заживо расчлененная корова на лугу – Марина словно видела перед собой иллюстрации к «Книге о вкусной и здоровой пище», огромному сборнику кулинарных рецептов с золотым тиснением на крышке переплета. Куратором этого проекта выступало министерство пищевой промышленности СССР и лично нарком Анастас Микоян, сидящий сейчас где-то под фикусом в этом зале.
А рецепты, какие были там рецепты! «Осетрина заливная», «Почки телячьи в мадере», «Крабы, запеченные в молочном соусе», – это все было очень кстати, особенно в девяносто первом, перестроечном, году, когда в магазине за курами надо было записываться в четыре утра. А потом караулить очередь и биться у прилавка за свое право еще несколько дней не умереть от голода. Но это было потом, через много лет после тех времен, когда за просмотром этих страниц и суп казался вкуснее, и даже овсяная каша не застревала в горле.
– Погоди, – остановил Сорокового Алексей, – успеем еще, торопиться некуда. Официант! – окрикнул он громко и требовательно пробегавшего мимо человека в черно-белой униформе. Тот глянул мельком на нетерпеливого посетителя, увидел синие петлицы со «шпалой», награды, решительное выражение лица и изменил направление бега.
– Прошу вас, – на стол перед Алексеем легло меню. – Салаты быстро приготовят, а вот горячее подождать придется. Видите, сколько народу? – широким жестом обвел он зал.
– Вижу, – Алексей подал меню Марине. – Выбирай. Что ты будешь пить?
– Шампанское, – не раздумывая, ответила Марина.
– Отлично. А есть?
«Не знаю, – крутилось у нее в голове, – понятия не имею». А есть хочется зверски, прошло – Марина посмотрела на «Тиссо» – больше четырех часов с того момента, когда они покинули аэродром. Аппетит разыгрался нешуточный, желудок немедленно отреагировал на слово «есть», заурчал и Марина ткнула пальцем в первые попавшиеся строки меню.
– Салат из крабов, бутерброды с икрой, суфле из шпината с ветчиной и лимонное желе, – Алексей согласно кивнул в ответ, забрал у нее меню и принялся изучать его.
– Часики какие у вас, – прищурившись, еле шевеля криво накрашенными губами, проговорила Пичугина, – заграничные, наверное?
– Да, швейцарские, – небрежно махнула рукой Марина. Она давно перестала замечать купленный на распродаже по случаю закрытия магазина кварцевый «Тиссо» и сначала даже не поняла, о чем идет речь.
– Понятно, – отозвалась Груня, – очень, очень красивые.
«Батарейку два года не меняла», – мелькнула мысль и тут же исчезла: справа раздался взрыв не хохота – ржания, энергичного и мощного, его раскаты долго не умолкали. За первым порывом последовал второй, но это уже веселились за другим столиком. Официант вздрогнул, как укушенный осой, но голову не повернул.
– Ишь, гогочут, – прогудел канавщик Зезюлин, – как кони в поле.
Марина вытянула шею и посмотрела в сторону рояля. Там веселье уже шло вовсю, слышался звон бокалов, что-то со стуком падало на пол, ржание перекрывали несвязные выкрики, а между столиков сновали официанты. Внимание обслуживающего персонала почему-то сосредоточилось на той части зала, вторая половина обслуживалась по остаточному принципу.
