Каким-то образом он оказывается на ней, ее шоссы - опущенными до лодыжек, а юбки - перетянутыми вокруг талии. Она целует его снова и снова, прижимаясь к нему бедрами и мурлыкая страстную чепуху. И его сердце выпрыгивает из груди: как будто там, внизу, в него входит и наполняет его целая вселенная, и это ощущение настолько вывернуто наизнанку, и настолько сильно, что дыхание перехватывает снова и снова. Что-то горячее и крепкое, как скала, вторжение, пугающее и неожиданное, но он неудержимо жаждет почувствовать это внутри. Он наклоняется ниже, и чувствует прикосновение собственного языка к ее соску – как удар молнии – и обнаженность, ужас и восторг соединения. Он растворяется в мире, и только в личном отсеке его собственного сознания раздается крик. я_никогда_не_думал_что_это_ощущается_так!
…она наклоняется к нему с расслабленной улыбкой. «Ну и как тебе?» Если ей понравилось – то и ему наверняка тоже, думает она.
Но все, о чем он может думать – это об ощущении вселенной, наполняющей его, и о том, как это было хорошо. А все, что он может услышать – это крик отца, раздающийся в его голове - «ты что, извращенец какой-то?» И он чувствует себя грязно.
***
Добро пожаловать в последнюю мегасекунду перед точкой разрыва.
Солнечная система неистовствует. Океан мыслей бурлит и волнуется, накатываясь на порог в 1033 MIPS, кружась в мальстриме, мощь которого превзошла миллион миллиардов недополненных человеческих сознаний. Кольца Сатурна тлеют от сбросового жара как угли.
Последние остающиеся служители Церкви Последних Дней, исследовав отображения всех сохранившихся записей о своих предшественниках в фазовом пространстве своих геномов, приступили к воскрешениию своих предков. Над экватором Земли, как стройные листья росянки, развернулись орбитальные лифты непрерывного цикла[173], везущие поток пассажиров и грузов на орбиту и обратно. Поверхность Меркурия подверглась нашествию маленьких крабоподобных роботов – они валом прокатились по бесплодным скалам, выдавливая из себя черную слизь преобразователей солнечной энергии и серебристые нити электромагнитных катапульт, и ближайшая к Солнцу планета, скрывшись в раскаленном тумане индустриальной наноэкосферы, начинает медленно таять под натиском изобильной солнечной энергии и упорных роботов-добытчиков.
Исходные воплощения Амбер и ее двора управляют гигантским узлом торговли пассивной материей, парящим на высоких юпитерианских орбитах. Они стремительно вгрызаются в оставшуюся массу внутренней системы Юпитера, и к Солнцу отправляются корабли, груженные двухфазными алмаз-вакуумными структурами и компонентами для сборки. Далеко внизу, над самыми облаками, несется сквозь бури заряженных частиц гигантская раскаленная добела восьмерка сверхпроводящего кабеля, оставляя за собой след возбужденной плазмы. Кружась в магнитосфере гиганта по низкой орбите, она переводит кинетическую энергию в электрический ток и направляет его в фасетчатый глаз орбитальных лазеров, нацеленный в систему Хендай +4904/-56. Пока лазеры работают, Амбер может продолжать свою исследовательскую миссию, но Империя Кольца – часть послечеловеческой цивилизации, эволюционирующей в бурных глубинах Солнечной системы, и главная их задача – не отставать от сумасшедшего поезда вышедшей из-под контроля истории.
В стерильных океанах Титана обретают форму новые типы биологии, причудливые разновидности искусственной жизни, основанные на мульти-адаптивной архитектуре. В ледяной дали за орбитой Плутона, конденсируясь из сверхкриогенных бозонных газов, оживают невозможные квантовые структуры, и отправляются внутрь, к быстромыслящему ядру, упакованные так, чтобы ничто не нарушило их квантовые грезы.
В раскаленных глубинах все еще обитают люди, но их становится трудно распознать. До двадцать первого века большая часть представителей человечества были низкорослыми, уродливыми и грубыми. Мир неграмотности, эпидемий и хронического неправильного питания был населен сломанными телами и искалеченными сознаниями. Теперь люди стали многозадачными. Их биологические мозги сидят в ядрах распределенных личностей, и большая часть мыслей обитает не в биотелах, а на структурах виртуальной реальности, далеких от их тел в физическом мире. Незыблемое становится переменным, и по миру несутся войны, революции и их изощренные аналоги последних дней. Большинству людей принять смерть тупости оказалось даже сложнее, чем смерть смертности. Некоторые заморозили себя, чтобы переждать бурные времена, надеясь, что в будущем, неопределенном и послечеловеческом, они пробудятся. Многие другие переписали ядро своей личности, чтобы научиться справляться со все быстрее изменяющимися требованиями реальности. Среди обитающих здесь существ можно найти таких, которых в прошлом веке никто не счел бы за людей - это продукты скрещивания людей и корпораций, несколько видов зомби, обесчеловеченных собственной оптимизацией, ангелы и демоны пространства мысли, финансовые инструменты, наделенные исполненным хитрости самосознанием. Дешевая фантастика и бульварные романы в эти дни просто самоуничтожаются.
Выездной Цирк не ведает ничего из этого – его достигает только самая краткая сводка новостей. Звездный парусник, похороненный под толстыми пластами ускоряющегося прогресса, уже можно считать реликтом. Но именно на борту Выездного Цирка происходят самые важные события, которые еще остались в человеческой части светового конуса истории.
***
«Борис, скажи медузе “здравствуй!”»
Борис, ради этого случая переодевшийся в человека, берет кружк обеими руками, пристально глядя на Пьера. Содержимое кружки лениво свивает свои щупальца. Одно из них, отодвинув в сторону вишенку на коктейльной палочек, почти вылезает из кружки. «Я с тобой еще поговорю за это» - угрожает Борис. Вокруг него в дымном воздухе вихрятся демонические картины мести.
Су Ан вглядывается в Пьера, который, в свою очередь наблюдает за Борисом. Тот поднимает кружку к губам и начинает пить. Детеныши медузы, маленькие и бледно-синие, с кубовидными колоколами и четырьмя кластерами щупалец, растущих из каждого угла, легко проскальзывают ему в глотку. Нематоцисты рвутся в его рту, и Борис морщится, однако в следующее мгновение медузы оказываются проглоченными, а биофизическая модель обрезает ущерб ожогом ротоглотки стрекательными клетками.
«Ух ты» - говорит он, отхлебывая еще глоток маргариты с морскими осами. «Не пытайся повторить это дома, человеческий мальчик».
