Су Ан вглядывается в Пьера, который, в свою очередь наблюдает за Борисом. Тот поднимает кружку к губам и начинает пить. Детеныши медузы, маленькие и бледно-синие, с кубовидными колоколами и четырьмя кластерами щупалец, растущих из каждого угла, легко проскальзывают ему в глотку. Нематоцисты рвутся в его рту, и Борис морщится, однако в следующее мгновение медузы оказываются проглоченными, а биофизическая модель обрезает ущерб ожогом ротоглотки стрекательными клетками.
«Ух ты» - говорит он, отхлебывая еще глоток маргариты с морскими осами. «Не пытайся повторить это дома, человеческий мальчик».
«Эй» - Пьер протягивает руку. «Можно мне?»
«А разве не получается лучше всего, когда каждый сам себе придумывает чертову отраву?» насмехается Борис, но протягивает кружку Пьеру. Тот принимает кружку и пьет. Кубозоидный коктейль напоминает ему фруктово-ягодные желе жарким гонконгским летом. Жжение в нёбе было действительно острым. Но оно быстро стихло, немного оставшись только там, где алкоголь разогрел легкие ожоги от щупалец - все, что модель вселенной позволяет смертельной медузе сделать с людьми.
«Неплохо» - говорит Пьер, вытирая с подбородка одинокое щупальце и толкая кружку по столу к Су Ан. «Как там наш козел отпущения?» Он тычет большим пальцем за спину, в направлении окованного медью бара.
«А не все ли равно?» - спрашивает Борис. «Это же часть представления, разве нет?»
Бар, в котором они сидят – старинная трехсотлетняя питейная, чье меню простирается на шестнадцать страниц, а бревенчатые стены потемнели от времени, как застоялый эль. Воздух насыщен запахами табака, пивной закваски и мелатонинового спрея, и ничего из этого не существует. Амбер извлекла все это из коллективной памяти борга Сообщества Франклина и из россыпи электронных писем ее отца, в которых он рассказывал ей про их телесные корни. Оригинал находится в Амстердаме, если этот город еще стоит на Земле.
«Вопрос в том, кто он» - говорит Пьер.
«В общем» - тихо говорит Ан, - «я думаю, это адвокат за фильтром приватности».
Пьер оборачивается через плечо и глядит на нее. «Да ладно?»
Ан кладет руку ему на запястье. «Это он. Ну и что с того? Придет время испытания – тогда ты и уделишь ему внимание… »
Козел отпущения беспокойно сидит в углу. Он похож на фигуру, сплетенную из сушеного тростника и завернутую в косынку. Там где должна быть рука - беспорядочное переплетение оборванных травинок, в котором устроился стакан доппельбока. Время от времени соломенный человек[174] поднимает стакан, будто делая глоток, и пиво исчезает в сингулярности внутри.
«Пошло бы оно» - коротко говорит Пьер. И_Амбер_тоже,_если_она_назначает_меня_публичным_защитником.
«С каких это пор невидимки стали подавать иски?» - спрашивает отражение Донны-журналиста, выступившее из темноты на бронзе бара. Судя по отблескам рядом с ее отражением, она пришла из подсобки.
«С тех пор, как...» Пьер моргает. «Черт!» Айнеко появилась с Донной? Или, может, она уже была тут все время, свернувшаяся на столе перед соломенным человеком, каким-то образом принимаемая за буханку хлеба? «Ты нарушаешь непрерывность» - жалуется Пьер. «Вселенная сломалась».
«Ну так и поправь ее» - говорит ему Борис. «Все справляются, а ты нет». Он щелкает пальцами. «Официант!»
«Извините». Донна опускает взгляд. «Я не нарочно».
Ан приветлива, как и всегда. «Как ваши дела?» - вежливо спрашивает она. «Не хотите ли попробовать этот восхитительный ядовитый коктейль?»
«У меня все прекрасно!» Донна – немка. На публике она показывается в аватаре блондинки, широкой в кости и весьма крепко сложенной. Вокруг облаком вьются точки перспектив видеосъемки, непрестанно собирающие репортаж , а ее сообщество мысли деловито нарезает и сшивает отснятый материал, чтобы затем интегрировать его в непрерывный журнал путешествия. Донна – внештатник медиа-консорциума ЦРУ – она и загрузилась на корабль в одном пакете с иском. «Данке, Ан»
«Вы сейчас записываете?» - спрашивает Борис.
«Пф-ф! А когда нет? Я просто сканер. До прибытия еще пять часов, а потом можно и передохнуть…»
Пьер косится на Су Ан - костяшки ее пальцев напряглись и побелели.
«Я собираюсь не упустить ничего, если такое вообще возможно!» - продолжает Донна, не обращая внимание на озабоченность Ан. «Меня сейчас восемь штук – все за репортажем!».
«Всего восемь?» - спрашивает Ан, приподняв бровь.
«Восемь, и расслабляться не приходится! Но это же прекрасно… Неужели тебе не нравится времяпрепровождение, каким бы оно ни было?»
«Ну как же». Пьер снова отворачивается в угол, стараясь не встречаться взглядом с репортершей, которая пытается стать душой вечеринки. Да уж, думает он, будь здесь местечко, чтобы разгуляться, и она врубила бы динамики на полную. «Амбер говорила тебе о кодексе защиты конфиденциальности здесь?»
«Здесь есть защита конфиденциальности?» - спрашивает Донна, и целых три ее отражения оборачиваются к нему. Очевидно, Пьер затронул тему, вызывающую у нее смешанные чувства.
«Защита конфиденциальности» - повторяет Пьер. «Никаких съемок в частной зоне, никаких съемок, если был публичный отказ в разрешении записывать, никаких песочниц и ничего не подстраивать».
Похоже, что Донну это задело. «Я никогда бы так не сделала! Захват копии личности в виртуальном пространстве с целью записи реакции – по законам Кольца это похищение, разве не так?»
«Вашу мать» - презрительно говорит Борис и подталкивает в ее направлении кружку свежего медузьего коктейля.
«Хорошие люди всегда могут договориться» - прерывает Ан, оглядывая бар в поисках поддержки. «Мы же сладим со всем, да?»
«Кроме иска» - бурчит Пьер, снова отворачиваясь в угол.
«Не вижу повода тревожиться» - говорит Донна. «Это дело только Амбер и ее противников по ту сторону линии!»
«О, и вправду, чего тревожиться» - беззаботно говорит Борис. «Скажи, сколько стоят твои опционы?»
«Мои?» Донна качает головой. «Я не инвестирована».
«Ну, допустим». Борис даже не утруждает себя улыбнуться. «Даже если так, по возвращении домой твоя метрика доверия раздуется как на дрожжах. Если, конечно, люди еще будут пользоваться распределенными рынками доверия для оценки стабильности партнеров…»
Не_инвестирована. Пьер, слегка удивленный, мысленно взвешивает это. Он предполагал, что все на борту корабля, кроме, пожалуй, Глашвитца, полностью инвестированы в компанию экспедиции.
«Я не инвестирована» - настаивает Донна. «Я независимый участник». На ее лице скользит почти смущенная улыбка – тень очаровательной сдержанности, совершенно не вяжущаяся с ее прямолинейными манерами. «Как и кошка».
