– Ну-к, иди сюда, – почти ласково позвал, отпихивая первого.
– Зачем?
– Скажу что.
– Говори.
– На тропе ты как на ладони.
– Ага? – улыбнулась опять и шагнула. То ли ум потеряла, то ли от любви охмелела, так что ни беды, ни страха, ни опасности не чуяла.
А мужчина не воландался – перехватил мигом, рот зажал и руки, и помощнику приказал:
– Вяжи скорей! Ну!
– Стреж, да ты что…
Эя взбрыкивала, пару раз по лицу ватара достала, но выскользнуть так и не смогла. Второй очнулся и вдвоем они ее связали как кокон, завернув в плащ, так что и лицо закрыли, рот платком перетянули.
Ведовская сначала мычала и путы натягивала, а потом бросила, понимая, что рваться бесполезно, лучше удобного момента дождаться. Только обидно до слез было – так бездарно попасться, как последней лохушке. И еще одно заботило – странное ощущение, которое уже на подъеме было, да она его не заметила, а сейчас, пытаясь вырваться, четко осознала – легкость и слабость. Она словно воздушный шарик, и, кажется, взлетит, но не летает, а уж отпор и вовсе дать не может – то ли сил нет, то ли желания. Как забор внутри на все снаружи, чтоб не делали.
Эрику куда-то несли, причем осторожно и без остановки. Не перекинув через плечо или вдвоем под мышками – на руках, передавая друг другу.
Странное отношение. Значит не враги? Но зачем тогда связывать, рот затыкать и лицо закрывать?
Эя замычала, требуя освободить и объяснить, но в ответ лишь услышала:
– Тихо, изначальная, тихо. Не серчай, надобно так, потерпи. Зарех с вечера лютовал и сейчас по округе его аспиды шныряют. Кабы беды не сталось. А ты видная, а нас двое – словят. Вот лету тебя доставим, там он и порешит, что к чему и как тому.
Эя притихла, вздохнув – еще какой-то лет. Сколько же на Деметре всяких бандформирований, кланов, Богов и князей? Застрелиться же можно от обилия политических фракций.
Несли долго. У Ведовской руки, ноги затекли и, злость появилась, здоровая, но нестерпимая. Вскоре гул голосов послышался, шум, словно уже не в лесу, а в городке и люд по нему гуляет. Разговоры, бряканье, смешки, выкрики, бум, бам.
Топот как по настилу, смешки, подколки:
– Чего это у вас?
– Никак кикимору словили?
– Неее, пиявку на болоте!
Поддевки все скаредней и шутки уже сальные. Эрика зубы сжала от желания по интерфейсам местного электората пройтись. Бухнуло.
– Ну и что это? – прогудел густой басок.
– Да вот, – ее усадили.
С лица убрали капюшон и, девушка зажмурилась на миг от непривычно слепящего света. То ли изба, то ли юрта – все те же круглые стены, только много окон и оттого света. Обстановка далеко не жреческая – меха по полу и стенам, стулья резные, стол, очаг, стойка с мечами…
Посреди комнаты стоял бугай со стянутыми в хвост волосами, бронзовый от загара и хмурый как снеговая туча. Руки в бока, взгляд в лицо найденке. Непонятный взгляд – и растерянный и грозный.
Мужчина шагнул к ней и вдруг присел на корточки, снизу вверх рассматривая во все глаза:
– Мать твою, бабку Вегу, – протянул.
Эра глазами сверкнула и головой мотнула, намекая, что пора бы свою бандану с ее физиономии убрать и нормально поговорить.
Но мужчина, словно не заметил или не понял – перевел ошарашенный взгляд на мужчин, тех самых, что Ведовскую возле ущелья схватили.
Стреж замялся, но смело заявил:
– Сами, вот, не поверили.
– Откуда?!
Голос лета был полон изумления и неверия. Впрочем, мужчина и не скрывал, что готов поверить во что угодно, только не в то, что перед ним изначальная.
– Так у тропы стояла, – развел руками второй дозорный.
– На рассвете-то опять суета была, что с нашей, что с той стороны. Ну, вот, я мешкать и не стал. Ясно ж теперь чего баги полошатся да лютуют. Возьмут светлую-то, Роберган, не дело то.
Вожак выпрямился, бледнея лицом.
– Отправь в дозор Сареха и Герада. Сам отправляйся и ребят прихвати. Обложить все так, чтобы и куропатка не прошмыгнула. И молчать. Обеим!
– Так-то ясно, лет, не дети. Потому в плащ ее по макушку и укутал, чтоб никто не узрел.
– Никто не видел?
– Я да вон Леритан, – кивнул на товарища, а тот как в рот воды набрал – только и таращится на светлую.
– Очи отверни, – процедил Роберган – не понравилось, как смотрит. Мужчина не сразу очнулся – вскинул взгляд на лета и, как в себя пришел, даже лицом поменялся и потупился.
– Вон, – бросил мужчина. – Рот откроете – узнаю – голову на раз сверну.
Воины молча вышли, а лет присел перед девушкой, минут пять разглядывал, не обращая внимание на ее давящий взгляд.
– Слух шел, что с красной стороны от багов светлые уходят, да не просто светлые – из изначальных. И не просто изначальные, а с женщиной изначальной. Но поверить в то, все едино верить, что вода – огонь, а огонь – вода, – протянул, видно и сейчас еще своим глазам не доверяя.
Что ж такого? – промычала девушка: да убери ты кляп, мать вашу!!
Роберган лишь подбородок потер, взгляда с пленницы не спуская:
– Откуда ты упала – не ведаю, а в чудеса не верю.
И вдруг приподнялся, схватил лапищей за затылок и, наслюнявив палец начал упорно тереть девушке лоб. Эрика возмущенно замычала и головой замотала, ругаясь на придурка.
Тот отстал – отпрянул, как обжегся, в глазах пламя, зрачки, словно мидриатики закапали.
– Чудак! – буркнула, а вышло иначе через тряпку. Роберган ресницами хлопнул и несмело, будто минуту назад не тер ей лоб, как скаженный, вытянул кляп со рта.
Эрика вздохнула, выплюнула попавшие в рот нитки и губы поджала:
– И что дальше?
Лет молчал. Постоял и развязал платок, почти не касаясь ее. Плащ скинул, ноги размотал, а руки так связанными и оставил – подстраховался.
– Ну, наряжена ты не понашенски. Так баги своих Богов обряжают, только у них девки в мужском гуляют. Так кто ты? Только не лги, проще и тебе и мне будет.
– Человек, – буркнула. А что еще скажешь? Что десант с Земли? Начнется – что за десант, что за Земля и придется устраивать экскурс в историю человечества, цивилизации планеты Земля, заодно пройтись по физике, астрономии, впарить законы и раскрыть устройство вселенной… Смысл? Все равно не поверит, а Эра устанет.
Сказать – светлая?
А она светлая? Ну, лечит, тут не поспоришь. И вроде все сходится, да одно до конца в байку о киднепенге за каким-то лядом поверить мешает – именно за каким и почему столько ждали, чтобы вернуть, и как Стефлер, эта акула, существо напрочь циничное и расчетливое, подарок Деметре сделать может?
Пока сама не разобралась нечего другим эту сказку травить.
– Не светлая?
– Светлая, – не брюнетка же, но это к природе и родителям пусть претензии предъявляют.
