Анжина помолчала, смотрела на мужа и понимала — что-то ест его. Беспокойство было в глазах, как пламя горели боль, желание верить и… неверие. Она могла помочь, но знала и другое — нельзя лезть в чужую душу, как бы дорога она тебе не была, как нельзя прожить жизнь за другого, как нельзя объяснить многие вещи ребенку, если он еще не в состоянии их понять.
Спокойно сказала:
— Кирилла отпусти. Не надо обижать тех, кто тебе верен. Подло это.
Крис хмыкнул: ну, кто б учил!
— Отпущу. Но сначала возьми меч, — глухо парировал Ричард. Глаза были темными и лицо серым от мучительной борьбы что шла внутри него. И тут она ему не поможет, но он сильный и она точно знает — справится сам.
— Я не буду с тобой драться.
— Много чести?
— Нет, — улыбнулась, с сочувствием посмотрев на него: ты совсем потерялся, любимый, запутался в конец. — Поранить могу.
— Переживу, — заверил. — Подними меч, иначе не отпущу Кирилла, — заявил во все глаза глядя на женщину.
— Анжина, нет!!! — выгнуло Шерби в руках охраны. — Он провоцирует тебя!! Да будь ты проклят идиот!!
— Уберите его, — поморщившись, приказал охране Крис.
— Нет! — отрезала Анжина и взяла меч, не спуская взгляда с Ричарда. — Отпусти Кирилла.
— После исхода. Нападай.
Женщина покачала головой:
— Ты не в себе, Ричард. Меч благородное оружие, его не сквернят нападением.
— А защитой? — он решился — клинок пошел на женщину, но нехотя.
Анжина смотрела, как сталь описывает круг и, видела в движении мужчины не желание напасть, а желание, что-то понять. А еще тревогу и волнение, неуверенность, страх.
Клинок замер в паре мионов от женщины, но та не пошевелилась — смотрела на Ричарда, он на нее.
Одно движение — плашмя мечом о меч и его чуть откинуло в сторону, Анжина опустила свой, Эштер свой:
— Ты не готов драться, Ричард.
— Зато я готов, — выступил прибежавший на шум Пит. Подмигнул женщине, что улыбнулась ему. — Станцуем, куколка?
И рванул к ней с мечем на перевес.
Анжина лишь головой покачала — дите. Впрочем, он всегда таким был и в том прекрасен. Пит замечательный человек. Жаль и с ним ей тоже придется расстаться. Но она будет помнить о нем. И о Крисе, и Кирилле. И о каждом дне, что она провела в замке короля Аштара и Мидона в высочайшем звании — жены и королевы.
Подумать и смешно. «Королева»! Истинной королевой она чувствовала себя на Лефевре, когда неслась наперегонки с тучами вместе с побратимами. Тогда она была больше, чем королева и все королевства, и счастлива, как наверное никогда не была — потому что была абсолютно свободна и вольна, и все же не одна. Не скованная ни этикетом, ни рамками приличий, необходимостей. И только одно стояло во главе угла непреложно, как сама жизнь — честь, свобода, совесть. Одна на всех, как земля, как небо и вода, как ветер в лицо. Как жизнь, которую не жалко отдать за одну улыбку пострела из мирян, хитрый прищур Гневомира, даже за ворчание дядьки Купалы.
И за Ричарда, за его друзей, этих хлопотных, неоднозначных, но удивительных людей. За детей, за благополучие в системе. За мир и… Нет, не покой. Никогда, никому она не хотела бы желать покоя. Ведь покой, это конец. Лучше она пожелает любви, потому что это начало. Начало жизни, начало стремлений, искорка пламени, что зажигается в душах и сердцах, и зовет, ведет, и выводит из любых передряг.
Анжина просто отклонилась и Пит пролетел мимо. А она стояла и с улыбкой смотрела в траву, что видела мутно, а все же четко. Мутно — глазами, четко тем неизведанным, что заложено в человеке от рождения. Она слышала, как Пит развернулся и передумал баловаться. Решил чуть серьезней попугать. Замахнулся — Анжина выставила меч за спину и встретила клинок. Чуть прогнулась, перекидывая его через себя и, развернулась к мужчине.
— Хватит! — сказал Ричард. У него не было сомнений больше. Теперь он точно знал — перед ним Анжина, но как вести себя и что делать — не знал абсолютно.
Он перечеркнул все что мог, сломал все, что можно было сломать.
— Ничья. Предлагаю позавтракать и… поговорить, — сказал глухо.
Нет, он не будет просить у нее прощения, потому что точно знает — она простит, но и точно знает, что сам себе никогда не простит, того, что натворил в безумии. И нет ему оправдания.
В эту минуту он понял, где искать Паула, только вот того жуткого желания дотянуться до его горла — не было. То, что сделал он, было ерундой, по сравнению с тем, что натворил Ричард, по сравнению с его слепотой и слабостью.
Не Паул, он чуть не убил Анжину… и при этом оплакивал ее.
Вдуматься и можно сойти с ума.
Анжина вернула клинок в ножны и смотрела на мужа, чувствуя, что что-то произошло. Его взгляд больше не пылал недоверием — в нем была глухая скорбь и вина.
— Отпусти Кирилла. Совсем отпусти — на Энту. И меня отпусти, Ричард.
— Д'Анжу, странный род, правда? — протянул к чему-то, глядя себе под ноги. Не глядя, подал свой меч Питу. И жестом пригласил Анжину вперед:
— Обсудим… пожалуйста.
Женщина посмотрела на него и поняла, что выхода нет — нужно принять предложение. Для него это важно. Пошла к замку.
— Оружие! — рявкнул граф, устремляясь за ней, но наткнулся на холодный взгляд короля:
— Шерби отпусти, — бросил неласково и пошел за Анжиной.
Войстер не понимающе посмотрел им вслед и прошипел охране:
— Отпустите!
Пит воткнул в землю меч и облокотился на рукоять:
— Что-то не то, — потянул в задумчивости.
Они дошли до парадного крыльца и, Анжина остановила Ричарда:
— Не стоит идти дальше. Здесь наши пути расходятся.
Он смотрел на нее, она на него и каждый не знал, что сказать, и у каждого в глазах была боль. Но ни один не хотел с ней делиться.
Ей направо — к воротам, ему налево, во дворец.
— Останься, — прошептал, пряча руки в карманах, чтобы не схватить ее, не обнять, не осыпать поцелуями. Он больше не имеет права касаться ее, называть женой. Даже о любви говорить не имеет право. И просить ни о чем не может.
Анжина склонила голову:
— Не могу.
Он понимал, но принять ее решение было невозможно. Осел на ступени, понимая, что чтобы не сказал, будет звучать глупо.
Спросил тихо:
— Кирилл знал?
Она кивнула и отвернулась, понимая, что ему доставит боль ответ. Еще бы, пусть верный друг, пусть влюбленный мужчина, но все же не близкий ей, не связанный с ней так крепко, как Ричард — знал, принял, понял, а он — словно ослеп и оглох.
Сколько раз она говорила ему, сколько раз давала шанс, а он не слышал.
Может, не хотел?
— Уйду я. Это будет правильно.
