Хотел бы я знать, подумал Антон. Она прижалась к нему, гладила его руки.
— Ты сильный, — она провела ладонью по буграм мышц. — Ты меня любишь?
Он без тени сомнения ответил утвердительно. Ерунда, что перед каким-то этапным испытанием, возможно, смертью не врут. Врут и еще как.
Он хотел выпроводить ее, сославшись на занятость, но она неожиданно завалила его на кровать, и он вдруг почувствовал, что она лежит обнаженным пахом на его животе, тоже голом. И когда она успела раздеться? Тогда он взял за ее ровные горячие ноги и опустил пониже.
25. АХАНГАРАНСКАЯ БИТВА, РАЗГРОМ И КАЗНЬ АНТОНА
Накануне битвы Куцый не спал. Дождавшись пока в доме затихнут все звуки, он скрытно выбрался на улицу и припустил со всех ног. Насчет Инги у него были свои соображения. На девушку он обратил внимание с самого начала.
Но тогда это было несерьезно. Был батя, были старшие братья- мастера по деланью детей, после их гибели, он словно вышел на продуваемое всеми ветрами лобное место. Пусто за ним, холод пробирает.
Теперь же Инга была свободна. Не страшно, что лицо подпорчено, на лицо Алексис у девок всегда смотрел в последнюю очередь. Инга-девка видная, справная. Нарожает мальцев, восполнится род Куцых.
Вдохновленный и подгоняемый подобными мыслями, парнишка бежал, не чуя собственных ног и часто спотыкаясь на неосвещенной улице. Добравшись до знакомого дома, вломился без стука.
В комнате горела лампадка, пламя колыхнулось от сквозняка, дернулась и занавесочка, за которой раздался тяжелый стук, будто вскочил кто-то тяжелый.
— Инга, ты одна? — спросил Алексис.
— Конечно, одна, милый! — раздался в ответ безмятежный голосок, другой бы удивился, чего красотка не спит в такую позднотищу, но Куцый был слеп подобно глухарю, токующему и подбирающемуся к самке. — Что не терпится? Какие новости?
— Самая главная новость это то, что теперь ты можешь не опасаться гнева Ледокола, у него и без тебя хлопот полон рот, — сказал Алексис, подходя к занавеске вплотную и пытаясь прикинуть, где за ней находится девушка.
— А что случилось? — судя по сильно изменившемуся тону, девушку это сильно заинтересовало.
— Завтра с утра Фонарщика идем воевать.
— Быстро же Ледокол решился, — в голосе было недовольство. — Как он осмелился? У наместника целое войско!
— Мы тоже не лыком шиты. У Ледокола шесть с лишним сотен, да и мегалаки с нами.
— Вот твари!
— Ты что, Инга? Они же с нами.
— С нами? — говорившая поняла, что чуть не проговорилась и сбавила тон. — Ты тоже идешь воевать? А как же продолжение рода? Если тебя убьют, твоя фамилия исчезнет.
— Я своих не брошу, Волобуя, даже Ледокола, хоть он и вредный, я с ними с самого Барража, а значит и до конца.
— Дурак! — сожалением проговорил голос и вдруг резко переменил тему. — Хочешь меня?
Я же вижу, как у тебя торчит. Можешь обнять меня прямо через занавеску.
— Почему через занавеску. Я твоего лица не испужаюсь, — храбрился парнишка, сам уже подходил, уже опасливо тыкал руками в занавеску.
Женщин у него не было ни одной, и это было недопустимое безрассудство с его стороны, последнего в роду.
— Ну, иди же, я тут прямо за занавеской стою. Я вся мокрая уже!
Куцый с замирающим сердцем развел руки и стал сгребать ткань в кучу. Почти сразу движение остановило нечто массивное, мало смахивающее на готовую к любви девчонку.
— Здесь кто-то есть! — крикнул Куцый.
Он хотел отскочить, но тотчас стоящий за занавеской с силой обнял его. Некоторое время они боролись. Куцый бы вырвался, но тут сзади его ударили по затылку, словно вспышка полыхнула в полутемной комнате, а потом все завертелось и стало окончательно темно.
Шли двумя колоннами.
По плану, разработанному Антоном, мегалаки наступали со стороны базара, но ни в коем случае не должны были в него входить. Там было слишком тесно от обилия торговых рядов. К тому же, имелось множество неконтролируемых закутков.
Свой отряд, состоящий из людей, спецназовец вел со стороны трущоб, где они к утру окончательно сконцентрировались. В авангарде шли наиболее боеспособные части: копьеносцы и меченосцы — общим числом четыреста человек. За ними сотня женщин, которым Антон отдал арбалеты.
Замыкал шествие плохо вооруженный отряд порядка трехсот человек. Они должны были добыть оружие в бою или принять его у павших. Бой обещал быть тяжелым.
Согласно плану авангард должен был завязать схватку со стражей у ворот Голодоморни. Когда на подмогу страже прибудет подмога, ворота соответственно откроются, Антон должен был ударить основными силами, включая мегалаков, и на плечах отступающего противника ворваться в крепость.
План был бесшабашно красив, бескомпромиссен, из разряда тех, что не прощают ошибок — и этим Антону отчаянно не нравился, несмотря на то, что он его сам придумал. Вся надежда была на то, что враг окажется не готов к такому повороту событий. За много лет никем не ограниченного правления хан привык к безропотному полному повиновению. Это Антон так думал.
Съехав на обочину, он оглядывал вышагивающие в поднимающихся к небесам облаках пыли, отсвечивающие воронеными шлемами и щитами, бесконечные шеренги. Ему не нравилось его собственное настроение, Куцый сбежал сегодня утром — тоже дурной знак.
Если не кривить душой, то в глубине души он был даже рад, что тот сбежал, не будет на нем теперь и его крови.
Люди Антона остановились, не доходя сотню шагов до крепости наместника, и укрылись во дворах.
Крепость наместника занимала целый район Ахангарана, и выглядела странным чужеродным телом по отношению ко всему, к чему они так привыкли в городе.
Ахангаран, несмотря на все его противоречия и недостатки, являлся все же радостным пестрым миром, крепость же являла собой мир одноцветный.
Ее окружала серая многометровая стена. В стене были прорезаны узкие бойницы с торчащими длинными кольями, с которых гроздьями свисали висельники. Многие трупы истлели, но никто и не думал их снимать, пока сам скелет не осыпался и не падал вниз.
Над стенами возвышалась мрачная круглая башня без единого окна. Сама Голодоморня — место пыток, и последнее, что видели несчастные перед своей жуткой смертью.
Перед коваными воротами отиралась десятка два янычар.
Антон вычленил из авангарда несколько человек и объяснил задачу. Когда он спросил, поняли ли они его, они в ответ закричали:
— Во имя Мазы великого, да поможет нам великий К.Г.! — в их глазах была лишь тоска и решимость идти на верную смерть.
И план, который так безудержно не нравился Антону, вступил в силу и приобрел необратимый характер.
