– Теперь мне ясно, что ты имел в виду под «громоздкими, бесполезными и дорогостоящими» зданиями, – пробормотал Тревайз.
Они вошли в обширный и высокий зал, освещенный солнцем сквозь узкие окна. Внутренняя обстановка четко была видна там, куда падали солнечные лучи, а ее остальная часть скрывалась в тени. Разреженная атмосфера слабо рассеивала свет.
В центре стояла фигура человека, много больше натуральных размеров, выполненная из чего-то вроде синтетического камня. Одна рука статуи отвалилась, другая треснула у плеча, и Тревайз почувствовал, что, если он резко топнет, эта рука тоже отломится. Он сделал шаг назад, борясь с искушением проявить столь неподобающее варварство.
– Интересно, кто это такой, – сказал Тревайз. – Нигде никаких надписей. Я думаю, те, кто установил статую, считали его имя настолько нарицательным, что оно не нуждается в напоминании. Но сейчас… – Он сдержал себя, опасаясь углубиться в пространные разглагольствования, и переключил свое внимание на другие подробности интерьера.
Пелорат смотрел вверх, и Тревайз направил взгляд туда же. Там, на стене, было что-то высечено – какие-то знаки, которые Тревайз не мог прочитать.
– Поразительно, – пробормотал Пелорат. – Им двадцать тысяч лет… или больше… а здесь, отчасти защищенные от солнца и влаги, они еще вполне разборчивы.
– Не для меня, во всяком случае.
– Это написано древним шрифтом, и даже для него излишне витиевато. Позволь, я посмотрю… сейчас… семь-один-два… – голос Пелората перешел в бормотание, но вскоре он опять громко произнес: – Здесь пятьдесят названий, очевидно, принадлежащих пятидесяти космонитским планетам, и это – «Зал Планет». Я полагаю, названия перечислены в порядке очередности заселения. Аврора – первая, а Солярия – последняя. Если ты обратил внимание, здесь семь колонок с семью названиями в первых шести и восемью – в седьмой. Словно бы планировали таблицу семь на семь, а затем добавили Солярию, как свершившийся факт. Я полагаю, старина, что этот список относится к тому времени, когда Солярия еще не была терраформирована и заселена.
– И какая из них – планета, на которой мы находимся? Ты понял это?
– Посмотри на пятое название в третьей колонке, то есть – девятнадцатое, высеченное буквами намного более крупными, чем другие. Писавшие это, кажется, были достаточно себялюбивы, чтобы выделить свою планету. С другой стороны…
– Как читается это название?
– Насколько я могу воспроизвести его звучание, это – Мельпомена. Мне это название совершенно незнакомо.
– Может ли оно соответствовать слову «Земля»?
Пелорат усиленно замотал головой. Это, конечно, не было видно, но Тревайз услышал его слова:
– В древних легендах для обозначения Земли существуют десятки слов. Гея – одно из них, как ты знаешь. Также используются Терра, Эрда и так далее. Они все довольно короткие. Мне не известно ни одного длинного названия Земли или какого-либо слова, напоминающего укороченную версию «Мельпомены».
– Значит, мы находимся на Мельпомене, и это не Земля.
– Да. С другой стороны, можно еще с большей уверенностью говорить, что это Мельпомена, опираясь не на увеличенные буквы, а на координаты – 0;0;0. Таковы и должны быть координаты, соответствующие какой-либо собственной планете.
– Координаты? – Тревайз чувствовал себя полным идиотом. – Этот перечень и координаты дает?
– В перечне – три числа для каждой планеты, и я готов предположить, что это – координаты. Чем же еще они могут быть?
Тревайз не ответил. Он открыл небольшую книжку в той части скафандра, что защищала его правое бедро, и вытащил компактный прибор, соединенный кабелем со скафандром. Он приложил его к глазам и старательно навел на настенную надпись; негнущиеся пальцы в перчатках затрудняли дело, а ведь в принципе работа была минутная.
– Камера? – неизвестно зачем уточнил Пелорат.
– Она может передавать изображение прямо в корабельный компьютер.
Тревайз сделал несколько снимков в разных ракурсах, после чего обратился к Пелорату:
– Погоди, я должен забраться повыше. Помоги мне, Джен!
Пелорат сцепил кисти рук, изобразив из себя лестницу, но Тревайз покачал головой:
– Ты не выдержишь моего веса. Встань лучше на четвереньки.
Пелорат с трудом опустился на пол, и Тревайз, вновь затолкав камеру на место, с неменьшим трудом встал на плечи Пелората и перебрался на пьедестал статуи. Он осторожно постучал по камню скульптуры, проверяя его прочность, закинул ногу на колено каменной фигуры, используя его как опору для того, чтобы подняться выше, и ухватился за безрукое плечо. Уцепившись ногами за какие-то незаметные выступы на груди, он подтянулся и наконец после нескольких попыток уселся на плече статуи. Тем давно умершим людям, кто почитал эту статую и того, кого она олицетворяла, сделанное Тревайзом, наверное, могло показаться богохульством. Тревайзу было не по себе от этой мысли, и он старался сидеть аккуратнее.
– Ты свалишься и разобьешься, – взволнованно крикнул Пелорат.
– Я не собираюсь падать и разбиваться, а вот ты можешь оглушить меня.
Тревайз вынул камеру и снова навел на резкость. Сделав несколько снимков, он закрыл ее и осторожно спустился на пьедестал. Затем спрыгнул на пол, и вибрация от его приземления стала, очевидно, той последней каплей, которой не выдержала треснувшая рука. Она отвалилась и, упав, превратилась в кучу щебня у подножия статуи. Причем все это произошло совершенно беззвучно.
Тревайз замер. Его первым импульсом было найти место, где можно спрятаться, пока не прибежал сторож и не схватил его. Поразительно, думал он впоследствии, как быстро оживают дни детства в ситуациях вроде этой: когда случайно разобьешь что-нибудь весьма ценное. Длится это только мгновение, но задевает до печенки.
– Ну… ну, все в порядке, Голан. – Голос Пелората звучал глухо и смущенно – так и следовало говорить человеку, ставшему свидетелем и даже подстрекателем варварского деяния, но пытавшемуся найти слова утешения. – Так или иначе, она бы сама вот-вот отломилась.
Он подошел к осколкам у пьедестала, словно хотел доказать это, дотянулся до одного из самых крупных, поднял его и позвал друга:
– Голан, иди-ка сюда.
Тревайз подошел, и Пелорат, указывая на кусок камня, который явно был частью руки, раньше державшейся на плече, спросил:
– Что это такое?
Тревайз пригляделся. Это был клочок чего-то пушистого, ярко-зеленого. Он осторожно поцарапал рукой в перчатке, и без труда отскреб этот пух.
– Смахивает на мох, – сказал он.
– Та самая неразумная жизнь, про которую ты говорил?
– Уверен, что совсем неразумная. Блисс, думаю, будет настаивать на том, что мох обладает разумом, но ведь она наверняка заявит, что и камень им обладает.
– Ты думаешь, этот мох и разрушил камень?
– Не удивлюсь, если он этому разрушению помог. В этом мире много солнечного света и осталось немного воды. Половину той атмосферы, что есть у планеты, составляет водяной пар. Остальное – азот и инертные газы. Также остались следы двуокиси углерода, что заставляет предположить отсутствие растительности, но может оказаться, что углекислого газа мало из-за того, что он фактически весь заключен в коре. И если в этих камнях имеется немного карбонатов, возможно, мох разрушает их, выделяя кислоты, а затем использует полученную при этом двуокись углерода, Может статься, что мох – доминирующая форма жизни, оставшаяся в этом мире.
– Восхитительно.
– Несомненно, – сказал Тревайз, – но только в некотором смысле. Координаты Внешних миров гораздо более интересны, но нам нужны координаты Земли. Если их нет здесь – они могут быть где-нибудь еще в этом здании или в каком-нибудь другом. Пошли, Джен.
– Но знаешь… – начал было Пелорат.
– Нет, нет, – нетерпеливо оборвал его Тревайз. – Потом поговорим. Лучше посмотрим, что еще можно заполучить нам в этом месте. Становится все теплее. – Он взглянул на маленький датчик температуры, встроенный с тыльной стороны левой перчатки. – Пошли, Джен.
Шагая, они подняли небольшое облачко пыли, которая, правда, быстро осела из-за разреженности атмосферы. Позади них протянулись цепочки следов.
Время от времени в каком-нибудь темном углу то один, то другой замечали островки росшего там мха. Они не ощущали особой радости от присутствия здесь чего-то живого, своей примитивностью лишь усиливавшего мрачное, угнетающее чувство от прогулки по мертвой планете, особенно по такой, где на каждом шагу все напоминало о том, что когда-то, давным-давно, здесь кипела жизнь и развивалась цивилизация.
– Я думаю, здесь была библиотека, – произнес внезапно Пелорат.
Тревайз с любопытством огляделся. В зале стояло множество полок, и когда он пригляделся к ним внимательнее, то заметил, что принятые им было за украшения элементы могли с таким же успехом оказаться и библиофильмами. Стараясь не дышать, он вытащил одну кассету. Она была массивной, и Тревайз быстро понял, что это только футляр. Он вскрыл его неуклюжими из-за перчаток пальцами и увидел внутри несколько дисков. Они тоже были довольно толстыми, но казались хрупкими. Проверять Тревайз не решился.
