— Спасибо, Прохоров, — поблагодарил сержанта Колбин, — можешь идти. Ты принес как раз то, что и было нужно.
Когда за Прохоровым закрылась дверь, Соколов, едва сдерживаясь, воскликнул:
— Ну так как же, Александр Филиппович, насчет оборотня? Волчья лапа там не зря появилась.
— Это еще ничего не доказывает, — возразил Колбин. — У мальчиков могли быть неполадки в психике, и они любого волка принимали за оборотня или просто игрались. Но, по крайней мере, хозяин серебряных пуль установлен. Теперь нам необходимо выцепить того, который ушел, а через него мы выйдем и на Лжеуварова.
Колбин повернулся к окну, постоял, подумал и коротко возразил своим подчиненным:
— Ну вот что, ребятки. Придется нам ехать в Ленинград…
… Федя тоже провел этот день довольно результативно. Первым делом он ринулся к уже знакомому ему ювелиру.
Ничего не подозревая, тот открыл ему дверь. Федя сразу же сгреб в тугой узел пиджак на его груди:
— Что ж ты делаешь, падла. Закроил серебро, а нам туфту подсунул. Пиши завещание, сволочь.
Ювелир слабо сопротивлялся, губы его беззвучно шевелились, не в силах выдавить ни слова.
— Короче, — продолжил Федя. — Завтра я наблюдаю здесь шесть десятков настоящих серебряных пуль. Если не успеешь, то считай, что ты уже не жилец.
Федя развернулся и стал спускаться по лестнице, когда ему в спину донеслись слова: "А серебро?"
— Серебро?! — Федя пулей взвился обратно на площадку. — Меня не интересует, где ты достанешь серебро. Это уже лично твои проблемы. Можешь взять из того, что ухватил от нас, а не хватит, так добавишь из своих запасов. Иначе ищи веревку.
Выйдя на улицу, Федя подумал о том, что вряд ли возможно отыскать Сверчка в Питере — таком огромном городе, будь он даже с ног до головы вооружен серебряными пулями. Срочно требовалось подкрепление. Но Хенсель находился уже среди мертвых, а своей армии у Феди никогда не было. Однако светлая идея все же посетила федину голову. Он отправился на междугородку, раскрыл свою записную книжку и набрал номер телефона, услышанный когда-то от Хенселя.
— Алло, это Ринат? — осведомился Федя и, услышав положительный ответ, продолжил. — Слушай, Ринат, тебя срочно вызывает Хенсель. Ах да, я из Питера звоню. Вот сюда и подъезжай. К Московскому вокзалу. И еще, прихвати с собой всех, кого сможешь. И чем скорее приедешь, тем лучше. Все.
Вновь оказавшись на улице, Федя почувствовал резкий подъем настроения. Все шло пока отлично. Без сомнения, пули к утру будут готовы, а часам к двенадцати дня приедет пара-тройка верных псов. Хотя Хенсель и умер, но имя его жило в памяти людей, а влияние сохранилось и было еще довольно велико…
… Я ехал, прислонившись здоровой рукой к углу троллейбусного сиденья, а лбом — к холодному оконному стеклу. Я все еще не мог выбрать место для ночлега и продолжал ехать в никуда.
Вот он я — оборотень! Исчадие ада, слуга дьявола, враг всего человеческого, которого вообще не должно существовать в природе. Но я жил и, значит, был для чего-то нужен. Может, мне следовало затаиться с самого начала, и тогда я не совершил бы ошибки той ноябрьской ночью. Одна ошибка повлекла за собой другую, та — следующую. Возникала цепь все новых и новых ошибок. Вот уже шеренга кровавых призраков стоит передо мной, а люди заняли позицию по другую сторону баррикад. Почему так случилось? Наверное, не только от того, что я стал оборотнем. Другая причина крылась здесь, но не мог же я обвинить всех людей в том, что они сейчас противостояли мне.
И все же, думаю, я имел право жить, несмотря на все то, что уже совершил. Придет время, и я заживу тихой и спокойной жизнью и совершу, быть может, кучу полезных дел. Но сейчас мне предстояло вырваться из замкнутого круга, где все пушки были направлены в центр, а в центре стоял я.
Троллейбус мягко остановился. Я поднялся, вышел из почти пустого салона и зашагал по почти пустой улице, бесцельно уставившись вперед.
Громада пятиэтажного дома встала на моем пути. Черный дом на фоне черного неба. Ни одно окно не светилось. Он был обнесен деревянным, грубо сколоченным, кое-где пошатнувшимся забором. По всей видимости, дому предстоял капитальный ремонт, отложенный в связи с трудной экономической ситуацией на неопределенное время. Через дыру в заборе я пробрался на отгороженную площадку, а затем проник в дом, практически уже ничего не соображая от усталости. Бросив болоньевую куртку на пол, я начал свое обращение, но, как только клыки полезли из десен, оглушительная зубная боль пронизала мою голову. В глазах потемнело, и я чуть не потерял сознание. Пришлось отказаться от намерения провести эту ночь волком. Я поудобнее расстелил свою старую куртку на площадке (я ее и захватил-то лишь потому, что предчувствовал подобный вариант) и лег на пол. Комфорта это не прибавило, но сильная усталость сработала лучше любого снотворного и помогла мне быстро заснуть…
… Ближе к полуночи два оборотня ехали в автобусе, вглядываясь в подступавшую тьму за окнами. Безрезультатная погоня даже их выбила из колеи. Они сидели напротив друг друга в получеловеческом облике. Временами один из них поворачивал свое жуткое лицо и злобным взглядом светящихся тусклым красным светом глаз окидывал салон автобуса. В эти секунды редкие пассажиры вжимались плотнее в спинки кресел и отворачивали испуганные лица. Оборотень усмехался, обнажая огромные клыки, и менее стойкие пассажиры выпрыгивали на ближайшей остановке. Почти сразу же облик нечеловеческих лиц исчезал из памяти и только непонятная тяжесть давила откуда-то изнутри. Но пролетала ночь, наступало новое утро, осадок испарялся из души. Люди, столкнувшиеся с появлением страшного, неисследованного еще никем мира, вновь жили, как и прежде, и душа их, более не омраченная ничем потусторонним, вновь радовалась жизни или распутывала обычные каждодневные проблемы, возникающие на каждом шагу.
Но это было завтра. А сегодня, ближе к полуночи два оборотня ехали в автобусе, вглядываясь в подступившую тьму за окнами.
Глава девятнадцатая. Пустой дом
Я проснулся и с удивлением увидел, что лежу на холодном полу в каком-то сумрачном помещении со странной формой потолков. Постепенно приглядевшись, я понял, что никакие это не потолки, а пролеты лестницы, уходящие вверх. Оттуда пробивалась слабая полоска дневного света.
Причудливость моего положения потрясла меня, и я непроизвольно сжался в комок. Впечатление необычного усиливала почти полная тишина вокруг, только издали доносился слабый отзвук уличного шума. Полумрак и тишина словно подчеркивали надежность убежища. Вспыхнувший интерес заставил меня подняться на ноги. Странно, но я никак не мог вспомнить, каким образом попал сюда, хотя уже догадался, что нахожусь в пустом доме, в квартале или двух от которого находится троллейбусная остановка.
