— Да откуда они вообще про нас знают? Уж если есть Контора, более законспирированная, чем наша…
— А вот это другой вопрос. Помнишь, что случилось с древними самонадеянными богами? И если иерофанты сумели пролезть в эту щель, то и нам нужно опасаться, что кто-то из Нагов передает ценную информацию.
— Как это может быть? Это же безумие: предатель среди Нагов. — Нестор был удивлен, возмущен и раздосадован.
— В каком-то «их» сериале про инопланетное нашествие, — вспомнил Кир, — некоторые земляне стали работать на своих поработителей. И когда ополченцы сопротивления поймали одного такого, то он выдал им весьма занятную философию: «Я не предатель, я — новый патриот». Есть над чем задуматься. Предатели своего народа, «новые патриоты», найдутся всегда, даже среди нас, Нагов.
Нестор лежал, натянув одеяло выше груди, на кровати в «мужской» комнате на втором этаже по адресу: Кисельная, 8. Он уже час назад выпил снотворное — строго по расписанию. Но сон не шел. Он стал считать предметы в комнате. Стол, компьютер с монитором, прикроватный столик, платяной шкаф в стене… Может, есть смысл почитать? Для этого нужно пройти в соседнюю комнату-библиотеку, выбрать книгу и вернуться на кровать. Нет, слишком сложный процесс. Да и можно ли читать «перед выполнением»?
Нестор решил повторить напутствия Наставника.
Что главное в чужом сне? Не раскрыть себя, не показать, кто ты. Реципиент должен быть всегда впереди, а «голос совести» — позади. Чем это грозит? В первую очередь, это грозит утратой доверия реципиента. Пока он слышит отдаленно знакомый голос (поэтому обязательное условие для «работы совестью» — личное знакомство), он верит. Как только голос обретает «личность», реципиент перестает воспринимать происходящее как сон. Может и просто проснуться. Во-вторых, но не менее важных, грозит опасность и для самого «работника совестью». Возможна утрата автохтонности: забываешь, кем рожден, теряешь принадлежность к собственному этносу, а затем — и к собственному я. Но нужно помнить, кто ты. Ты — Наг. Нужно повторять этот корень «Наг». Не даст тебе забыть. Как это называл Эрих Фромм? Регрессивная индивидуация. Одним словом, деструкция. А мы идем в сон Евгения Гуляйкова созидать, а не рушить.
Что мы будем созидать? Некую идею, альтернативную той, что уже внедрена в его сознание. Но эта новая идея должна быть похожа на старую. Собственно, мышление реципиента должно новую воспринимать как старую. Как говорил Кир? Брендинг-брендденг? Кажется так. Зачем мы будем это делать? Чтобы он вырос и избавил свой народ от этой эпидемии. Какой эпидемии? Эпидемии, внедренной в их сознание. А что внедрено в их сознание? А внедрен некий бренд. Назовем его просто и знакомо: The American Dream. И какова суть этого бренда? А суть его в том — лишь в этом конкретном случае, в данном понимании, — что означает он подмену некоторых понятий. Например, подменяет лексему, несущую значение «свобода», обратно противоположной. Финансовая свобода — зависимость от банков; свобода поступков — только в рамках карьеры; свобода личного мнения — тотальная зависимость от средств массовой информации.
Вот здесь поподробнее — сам себя хотел остановить на этой мысли Нестор, но не смог: разрыдался. Ему стало так жаль этот несчастный народ, который столетиями плыл, ехал, летел со всех концов света только для одного — стать подопытными в колоссальном эксперименте. И совсем не важно, что самим подопытным уже нравится этот эксперимент. Конечно же, их мышление и образ действий формировали веками. Блокировали одни зоны разума и души, отвечающие за духовность, за подключение к единой и Великой гармонии Вселенского разума. Зато активировали другие зоны разума и души, диктующие тягу к материальному благополучию, даже если это благополучие можно достичь за счет благополучия других. Зачем же их научили лгать? Лгать всем и всегда, улыбаясь на улице встречному и бомбя далекие города инакомыслящих. «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», присыпанные волшебным порошком, чтобы ожить и двигаться по приказу… Чьему? Его Величества Капитала? Его Величества Государства? Ее Величества Религии?
Все это понятия абстрактные, ложные. Кто стоит за ними? Что стоит за ними? Люди ли? Люди так не умеют. Какой страшный взгляд был у мистера Германа! Кто они?
Нестор рыдал, слезы катились по щекам. Мокрым стал край одеяла, мокрой стала подушка. Что-то еще нужно вспомнить… Кир говорил, что жене не смог рассказать, что в Северной Америке больше не живут Драконы. Почему? Драконам нечего бояться. Это важно. И еще он обещал рассказать о некоей имитации. О какой? Имитации Дракона?
А потом зазвучал голос. Очень знакомый голос. Может, Зоеньки? С приятным веселым звоном голос медленно и четко, по всем правилам театрального мастерства читал:
— «Есть и Нагини, собой нагие и прекрасные, влюбляющие в себя мужчин с первого взгляда. А человеческие женщины пленяются мужчинами-Нагами, рождая нежных и пригожих младенцев с «водяной сутью». Ведь Наги — еще и духи вод, — рек, озер, источников, фонтанов, прудов — пусть и мир их, Нагалока, составляет самый нижний ярус мира подземного».
Голос стих. Нестор попытался повернуть голову на подушке так, чтобы увидеть чтицу, но не смог. И тогда просто спросил хрипло:
— Что это?
— «Пураны», — так же мелодично ответил голос. — Уточнить какая именно из «Пуран»? Это вольный перевод с санскрита.
— Не стоит. Кто Вы? Зоенька, это ты?
Вместо ответа голос продолжил чтение. Вернее, начал новое, отличное по теме и стилистике:
— «Великая тайна окружала всё вокруг. Божественная София приблизилась ко мне».
— Это ты, Соня? — прервал Нестор.
Он почувствовал, что на его лоб легла женская нежная рука. Ответа не последовало. Чтение продолжалось:
— «От неё исходил чудесный аромат мира иного. В руках она держала золотую чашу в виде вечного цветка Любви, раскрывшего множество своих лепестков в божественной чистоте их первозданного сияния. В чаше искрился золотистый напиток. Кротко возложив мне руку на голову, второй рукой прекрасная София поднесла чашу к моим губам и стала поить золотистым напитком».
Нестор почувствовал, что к его губам поднесли какой-то сосуд. Сделать глоток не получилось — для этого нужно было оторвать голову от подушки. Но несколько капель омочили губы. Видимо, его собеседнице этого показалось достаточно: она оторвала сосуд от губ Нестора, а руку — от его разгоряченного лба.
— Мама? — зачем-то спросил Нестор.
Но загадочная декламаторша вновь не ответила и продолжила чтение:
