Мы ехали в Киршаг.
* * *
Все три дня, пока над дорогой нависали лесные ветви, дружина да и сам Каллистрат были настороже. На четвертый день вздохнули с облегчением: лес поредел, отступил, открылись поля с колосящимся просом, цветущей гречихой – начались оболыжские земли.
– Каллистрат! – прокричала я, приоткрыв дверцу кареты. Когда он подъехал ближе, попросила:
– Давайте оставим моих лесных антов где-нибудь здесь – и от леса недалеко, и все-таки среди людей! Сил нет смотреть, как они бегут за нами вприпрыжку – уже ноги себе в кровь посбивали!
– За поворотом – первое село, – все еще недовольным тоном сообщил Каллистрат. – Там и оставляйте. Я распоряжусь, чтоб их не обижали и подкармливали. Пока не освоятся.
Это меня порадовало.
При прощании я сказала прочувственную речь, объяснив моим антам, что покидаю их надолго, но все время буду любить и помнить. И вернусь обязательно (причем когда говорила, то свято в это верила, – иначе бы никакого внушения не получилось). Им же велела всячески готовиться к встрече. А для этого им следует научиться говорить, как здесь говорят, работать, как здесь работают, а также есть, пить, спать, готовить, стирать, убирать, одеваться и так далее. Чтоб к моему возвращению – строго наказала я – они ничем не отличались от здешних антов!
Такого задания моим лесным жителям должно было хватить на очень долгое время. А пока они его выполняют во славу меня, обожаемой княгини, можно не беспокоиться об их душевном здоровье. Мне необходимо было сосредоточиться на собственном здоровье.
Каллистрат заверил меня, что в его поместье, куда мы приедем уже завтра, я смогу заняться рукой всерьез, на целый день погружая ее в ванночку с настоем из целебных кореньев. Пока же я ограничивалась тем, что допивала из кувшинчика последние глотки пряно-горько-кислой жидкости, приготовленной Меланьей из свежих трав.
Никодим периодически подскакивал к окошку кареты, как бы проверяя – здесь ли я? Удастся ли ему все-таки выполнить последнюю волю Порфирия Никитовича и освободиться, таким образом, для новой службы?
Будущее всерьез его беспокоило.
Мысль поватажничать как пришла, так и ушла. Все-таки по своей натуре он был человек служивый. И. если раньше служба представлялась ему делом ясным – присягнуть кравенцовскому князю и продолжать исправлять ее под все теми же знаменами, – то теперь эта перспектива его не устраивала.
С одной стороны, нынешнее положение князя Михаила казалось Никодиму унизительным. Лично он предпочел бы смерть в бою вот такому лежанию. Да еще будучи обузой для бабы.
А с другой стороны… Сама баба и была другой стороной! Общение со мной навело его на мысль сразу после выполнения последней воли Порфирия Никитовича проситься на службу именно ко мне, княгине сурожской.
В том, что я вернусь в Сурож с даровой милостью и истинной хозяйкой, Никодим не сомневался. А памятуя, как меня выставили из собственного города, был уверен, что я не стану набирать в княжескую дружину сурожских голутвенных, возьму людей со стороны. Учитывая же, так сказать, опыт личного знакомства, надеялся быстро выдвинуться в моей будущей дружине из гридни по меньшей мере в полковники Ну и просто хотелось ему служить именно у меня, вот и все!
Однако обнаружились новые обстоятельства. Его служебное рвение обернулась против него же… Никодим каждый день со страхом и раскаянием вспоминал свой пыточный подвиг. Он и раньше-то не чувствовал склонности к пыточному делу, а увидев мою реакцию на содеянное, вообще скис, опасаясь, что полностью потерял всякое уважение в моих глазах.
Однако и от мысли проситься присягнуть мне Никодим не отказался. И думал теперь одну горькую думу: что же сделать такого, чтоб загладить свою вину?
* * *
Мои лечебные процедуры едва не оказались под угрозой срыва из-за Каллистратовой хлебосольности.
Едва мы устроились в имении Оболыжских, как туда валом повалило в гости окрестное лыцарство. Слух о нас с князем Михаилом распространился быстро, и каждое утро начиналось с вереницы выстроившихся под окнами карет, повозок и спешивающихся всадников. Потом – долгое застолье. Каллистрат почувствовал себя первой знаменитостью Кравенцовского княжества, не уставал рассказывать обо мне, о моих доблестях и дорожных приключениях. Отчего приключения эти становились все красочнее день ото дня. Многие лыцары помнили еще моего отца, находили у меня большое фамильное сходство, вино за мое здоровье и успешное вокняжение в Суроже лилось рекой…
Я поняла, что здесь остановить эту веселуху будет трудно, и на четвертый день потребовала:
– В Киршаг!
Никодим поддержал меня с угрюмой радостью. Непроспавшийся после вчерашнего Каллистрат сперва не принял мое требование всерьез: – К чему такая спешка, княгиня! Вы не вылечились, мы еще даже не приступили к осмотру моей лаборатории…
– И не приступим, – заявила я. – Мне после Киршага нужно еще попасть в Вышеград.
– Княгиня, Киршаг – это такая дыра, поверьте мне. Там, кроме моря да самой Киршаговой пустохляби, и нет ничего. Вы успеете повсюду, – заюлил Каллистрат. – Смотрите, какие у меня сады, поля, лесные угодья!
– На лесные угодья я и в заповедном лесу насмотрелась, – сообщила я для незнающих. – А моря вашего не видела. Значит, в Киршаг!
И, уловив мысль Каллистрата оттянуть отъезд, уточнила:
– Отправляемся завтра, с утра.
Он стоял в полной растерянности, искал новые аргументы, жалко глядя на меня, и я не удержалась, вздохнула:
– А князь Михаил рекомендовал вас таким мыслителем, книжником, знатоком… Обещал, что получу истинное удовольствие от ученой беседы с вами…
– Княгиня! – обрадованно вскричал Каллистрат. – Я к вашим услугам!
– В Киршаге, – ободрила я его. – Разрешаю вам меня туда сопровождать.
Гостям, прибывшим к застолью, которое последовало в этот день по заведенной программе, уже было известно о моем предстоящем отъезде. К традиционным тостам добавилось пожелание успешного путешествия в Киршаг, и выяснилось, что чуть ли не у всех лыцаров имения как раз по дороге (ну в крайнем случае – чуть в стороне, но совсем чуть!), поэтому я настоятельно приглашалась в гости хотя бы на денек.
– Вы должны мне показать карту, – тихо сказала я Кал-листрату, сидевшему, как всегда, во главе стола по правую мою руку. – Неужели все Кравенцовское княжество представляет собой узкую полоску, вытянувшуюся вдоль дороги на Киршаг?
Каллистрат, отпивавший вино из серебряного кубка, чуть не захлебнулся от смеха:
– Карту? Хоть сейчас, княгиня! Только чтобы вы убедились, что это не так!
