Если всё получится, он не только задействует свой план по уничтожению Сорас, но и избавится от Мики и Сиба. Взгляд первой помощницы стал мрачным от сомнений. Ник знал характер Мики – он мог определять её настроение по позе и морщинкам на лбу. Но пока его чары действовали, она не могла возражать ему. Мика знала, что, если Саккорсо спишет её с корабля, с ней будет покончено.
– Ты уверена, что справишься? – спросил он. – Или мне послать кого-нибудь другого?
– Я справлюсь.
Мика потупилась и машинально взглянула на брата.
Салага был её единственной слабостью, единственным уязвимым местом. Пока Ник будет удерживать его на корабле, ей придётся безоговорочно выполнять приказы.
– Только не забудь о нас, – жалобно попросила она. – Я не хочу остаться здесь навсегда.
Мика направилась к трапу и по пути окликнула Сиба:
– Пойдём, приятель. Капитан велел гулять.
Лицо Макерна сморщилось, словно он пытался собрать остатки смелости. Но его храбрость походила на усы – бесцветные и едва заметные. Он горько покачал головой и побрёл вслед за Микой; капли пота на его лице были похожи на слезы.
«Вот и избавился», – подумал Саккорсо. Он ещё раз осмотрел людей на мостике, словно искал новых добровольцев. Ник уже наметил следующую жертву, но не хотел, чтобы об этом догадались. Как человек, в голову которому пришла хорошая идея, он повернулся к Вектору.
Инженер ответил ему понимающим взглядом. А ведь мог бы сказать спасибо за то, что ещё жив, мог сам попросить искупления за свои ошибки. Но Вектор не выглядел ни благодарным, ни взволнованным. Его улыбка была спокойной. Возможно, он ценил себя настолько высоко, что не тревожился о дальнейшей судьбе.
– Это ловкий ход, Ник.
Его голос звучал добродушно.
– Я тут единственный, кто неугоден тебе.
Прикрыв щеку ладонью, Ник усмехнулся:
– Я хочу дать тебе и Салаге задание.
Вектор тихо засмеялся.
– Представь себе, я очень удивлён.
Саккорсо было плевать, о чём догадывался Вектор. Пока Мика будет думать, что Салага на корабле, она не посмеет ослушаться приказов Ника. А без Мики, без её поддержки, уверенности и опыта, Вектор был ничтожеством.
– Задание очень важное, – произнёс Саккорсо. – Выбор пал на вас, потому что вы инженеры. Я хочу, чтобы вы взяли все ремонтные спецификации для нашего маршевого двигателя и пошли в ремонтные доки космопорта. Найдите там мастера. Узнайте, есть у него детали, необходимые для ремонта. Не исключено, что он не захочет говорить с вами без указаний Билла. Вам придётся убедить его. Скажите ему, что все это официально, что я уже веду переговоры с Биллом и нам осталось обсудить лишь некоторые детали. Скажите ему, что он получит указание… – Ник сверился с хронометром, только абсолютно по другой причине, – … примерно через четыре часа, и тогда у них начнётся аврал. Готовность нашего корабля будет считаться задачей первостепенной важности. Если он не отремонтирует «Мечту капитана» за самый краткий срок, Билл растянет его кишки по Круизу из конца в конец. Вы просто посоветуйте ему подготовиться к этой работе. Пусть он ищет детали где хочет, но если надо, помогите ему чем сможете.
Не сводя взгляда с Вектора – и провоцируя его на отказ, – Ник ждал ответа. Шейхид продолжал улыбаться, словно уже принял единственно верное решение.
– А мне-то зачем с ним идти? – спросил Салага. – Я в двигателях ничего не смыслю, и меня никто не станет слушать.
Линд хохотнул, разряжая обстановку. Его смех походил на треск статических разрядов.
– Заткнись, Сиро, – велел мальчишке Вектор.
Он сказал это тем же тоном, каким предложил бы Салаге кофе.
– Это не то, что ты думаешь. И раз уж я покидаю корабль, тебе лучше быть со мной.
Пэстил ехидно фыркнул, но на него никто не обратил внимания.
Щека Ника подёргивалась в ритме сердцебиения, однако он продолжал усмехаться – он уже не мог управлять своими мышцами.
К тому времени, когда Саккорсо отправился на встречу с Биллом, люди, которым он не доверял, покинули его корабль. Мика и Вектор могли создать проблему для Лит. Но теперь она получила безраздельную власть над командой. И Ник был уверен, что она выполнит любой его приказ. Когда охранник-секретарь доложил о нём Биллу, у Ника в запасе была ещё одна минута.
Дэйвис Хайленд шагал по камере, словно отмерял себе могилу. Шесть коротких шагов вдоль, пять – поперёк. Мимо койки по узкому проходу. Его единственными компаньонами были стены и одиночество.
Иногда ему хотелось плакать, иногда – кричать Время от времени он удивлялся, почему до сих пор сохранял рассудок. Никакие природные ресурсы и психологические тренинги не были рассчитаны на такие обстоятельства и гнёт разума. Его ум и тело фундаментально не соответствовали друг другу. Он, мужчина, мог вспоминать только жизнь женщины. И он стал пленником, пешкой в конфликте, над которым не имел контроля, конфликте, абсолютно непонятном для Дэйвиса из-за чёрной дыры в той части разума, где должны были храниться важные воспоминания. Насколько он знал, никто не хотел оставлять его живым – никто, кроме матери, чья участь, вероятно, была ещё более незавидной.
Амнионы намеревались сделать его одним из них. Да тут кто угодно впал бы в безумный бред и сошёл с ума. Но Дэйвис сохранял здравомыслие. Несмотря на огромное давление ситуации, он продолжал борьбу за выживание. Под гранью видимой беспомощности, под толстым слоем страха каждое его сердцебиение и каждая частичка сил были готовы к битве за свободу. Из-за чёрных дыр в памяти он не понимал, что обязан этим странному и плодотворному взаимодействию генов его родителей и зонного импланта матери. Он не мог вообразить, с какой непостижимой дилеммой столкнулся в момент своего рождения.
Энгус Термопайл передал сыну стойкость и упорство – мрачное и злобное нежелание ломаться. А Морн Хайленд месяцами терпела сексуальное, психологическое и физическое насилие, которое не перенесла бы без искусственного контроля её зонного импланта В каком-то смысле Дэйвис был приучен к стрессам ещё в сё утробе. Каждая клетка его крохотного тела развивалась и привыкала к таким уровням стимуляции, от которых у любого другого человека случился бы сердечный приступ. Фактически он стал адреналиновым наркоманом, и эта зависимость сохраняла его рассудок там, где другие давно бы сошли с ума.
Дэйвис мерил шагами камеру и больше походил на заточенного в клетку хищника, чем на шестнадцатилетнего юношу. Не обращая внимания на видеокамеры и серый бетон, он шагал от стены к стене, напрягал свои странные мышцы и постепенно привыкал к мощной силе, дарованной ему отцом. Он укреплял свой торс гимнастикой: прыжками, приседаниями и стойкой на руках. Дэйвис повторял упражнения, заученные Морн в Академии, до тех пор, пока его костюм не набух от пота. Руки начинали понимать, как использовать блоки и наносить боковые удары. Ноги осваивали приёмы ближнего боя. А потом он снова шагал.
