В своем космическом путешествии Громов не выбирал маршрутов. Кто или что им управляло, оставалось для него загадкой, да это было и не так важно.
Поплутав по просторам знакомого космоса, Максим посетил нечто такое, чему не мог в последствии найти приемлемого объяснения — слов в человеческом языке, адекватно описывающих то место, куда забросило Громова, не существовало. Постоянно изменявшееся пространство, отсутствие привычного верха и низа, истекавший отовсюду свет, ощутимо плотный, ни с чем не сравнимое чувство запутанности и неоднозначности. Максим мог застрять здесь на долго, если не на всегда, однако, неведомый гид умело вел его через тернии Вселенной к финалу путешествия.
Вокруг была пустота, всеобъемлющая и всепроникающая. Это пространство так же нельзя было прочувствовать или описать как-то более полно, поскольку весь спектр чувств, данный человеку, был не способен правильно понять окружающее. Однако в следующее мгновение все изменилось. Мир моментально приобрел привычную трехмерность (по крайней мере, ее видимую сторону), появились верх и низ, право и лево, и в момент осознания всего этого окружающая тьма вспыхнула нестерпимым огнем.
Упругая волна, способная впоследствии рождать целые галактические скопления, ударила в лицо с колоссальной силой чудовищного молота богов, но не причинила никакого вреда. Инстинктивно прикрывший глаза Максим, обнаружил себя в кипящем котле. Царившая здесь энергия питала его, обогревала, но не убивала, хотя Громову было очевидно, что существовать в этом аду ничто не могло.
Точнее, еще не могло. Практически сразу он понял, что наблюдает сейчас рождение Вселенной, и та страшная яркая вспышка, последующая за ней ударная волна — ни что иное, как развернувшаяся сингулярность. От осознания того, что он стал свидетелем Большого взрыва, душа ушла в пятки. С утроенным любопытством Громов начал рассматривать разворачивающиеся вокруг него картины. Излучение потихоньку спадало, и дарованным Максиму неизвестным гидом зрением он, на самом пределе чувствительности, начал различать, как пространство формирует внутри себя что-то наподобие оболочки. Мириады точечно заряженных областей, таких маленьких, что ни один глаз, ни один прибор не смог бы их увидеть или догадаться об их существовании, начали объединяться воедино, образуя всеобщий сверхпрочный и упругий каркас Вселенной — ткань реальности, абсолютное пространство, которое долго еще, по ощущения Максима, оставалось нестерпимо горячим.
Но по мере остывания, окружающее пространство тускнело. Свет из него уходил, а ткань становилась все прочней и прочней, и вот наступил тот момент, когда все вокруг остановилось. Ударный фронт активированной сингулярности ушел далеко от этого места, в невообразимые дали Космоса, формируя все новые и новые территории. При желании Максим мог бы их увидеть, но он сосредоточился на том, что было перед ним.
Это было похоже на судорогу, на мышечное сокращение. Откуда оно взялось, кто его породил, Громов не понял. Судорога проявилась сразу везде и ушла в небытие, но эффект от этого был колоссальным. Максим увидел, как из первородной материи-каркаса начала рождаться материя вторичная, представленная на этом этапе фундаментальными элементарными частицами. Время словно бы кто-то подтолкнул вперед и спустя мгновения Громов уже наблюдал первичный нуклеосинтез.
Несмотря на то, что ткань реальности была сверхупругой и прочной, каждый атом, каждая частица как бы продавливали ее, искривляли, но пространство отвечало им взаимностью. Из этих взаимодействий первичной и вторичной материй родилась гравитация и электромагнетизм, которые были двумя гранями объединяющей все сущее суперсилы. Именно под действием искривления первородной материи образовалась масса, а еще спустя какое-то время начали формироваться первые звезды.
Единственными элементами во Вселенной, образовавшимися в процессе первичного синтеза, оказались водород, гелий и литий. В результате формирования звезд и звездных островов — галактик, начали появляться более тяжелые элементы, и Вселенная постепенно приобрела первичные очертания.
Захваченный грандиозной картиной эволюции космоса, Виктор внезапно очутился в просторной пещере, залитой мягким голубоватым свечением. В центре помещения возвышался постамент высотой метра полтора из агатово-черного монолита, на котором росла друза кристаллов невероятной красоты. Кристаллы переливались всеми цветами радуги и создавали у Максима впечатление удивительной законченности всей композиции.
Громов подошел ближе, протянул руку, пробуя материал кристаллов на ощупь. Поверхность оказалось гладкой и удивительно холодной. В первые мгновения он даже отдернулся, чувствуя ожег на ладони, но при втором прикосновении к неведомой конструкции показалось, что температура ее поползла вверх.
Грани и вершины кристаллов (а среди них встречались экземпляры и неправильной формы) оказались достаточно острыми, и при должном нажатии на них незащищенной частью тела можно было запросто заработать порез.
Погладив несколько кристаллов, Максим вдруг стал замечать, что свечение всей конструкции начинает плавно меняться. Сначала разнообразия цветов постепенно сошло на нет, став монотонно красным, потом и оно начало претерпевать метаморфозы, проходя все стадии оптического диапазона от оранжевого до фиолетового. Это светопреставление продолжалось по ощущениям Громова минуты полторы, пока, наконец, друза не приобрела цвет естественного дневного освещения.
И в этот момент вся конструкция взорвалась. Максим не успел ни прикрыться, ни отпрыгнуть, ни отвернуться — настолько все произошло неожиданно и быстро. Мириады мельчайших осколков острейшими иглами пронзили насквозь его тело и… совершенно не причинили никакого вреда.
Не веря своим чувствам и отказываясь понимать происходящее, Громов ощупал себя, но никаких ссадин или увечий не обнаружил, зато, подняв глаза на агатово-черный постамент, едва не ахнул. На лакированном подиуме лежала гигантская книга сантиметров восемьдесят шириной и больше метра длинной. На вид она была обернута в кожаный переплет, по которому то и дело пробегали еле различимые электрические всполохи. С невероятной осторожностью Максим дотронулся до Суперкниги, ощущая легкое покалывание в ладони и в области висков. Всполохи моментально прекратились, однако, как только Громов отдернул руку, они вновь проявились, опутав Артефакт своей сетью.
Немного подождав, Максим решился раскрыть ее. Неожиданно тяжелые страницы перелистывались величаво и абсолютно бесшумно, однако они оказались совершенно чистыми, не содержащими ни изображений, ни каких бы то ни было текстов. Немного раздосадованный этим фактом, Громов пролистал еще несколько страниц и вдруг почувствовал, что книга на него самым натуральным образом смотрит, словно живая.
