— Ладно, Немо, проехали, — поставил я точку в этой дискуссии посмотрев на озабоченного ученика, — а сейчас, собирай своих орлов, и дуй вместе с ними в баню, их там Надька, пади, заждалась. А что и как нам делать дальше, обсудим сегодня вечером. После раздачи имён.
— Они не посвящены…
— Немо, напомни ка мне на счёт Нади с Верой. Когда их успели посвятить в охотники? А Лёлика с Боликом? Не помнишь? Вот и я не помню, а имена им дал. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому, что порядок в моём роде, устанавливаю я, и никто, другой. И устанавливаю те порядки, которые идут на пользу мне, тебе, нашим девчонкам и, всему Ауруму. Если, мне не нравится какой-то обычай, я отбрасываю его в сторону, и придумываю новый, не понравится он, отброшу и его, и сочиню следующий. И так до тех пор, пока он не станет таким, какой нужен. Сейчас, мне нужно дать всем имена, и я это сделаю, потому что так надо.
Оставив озадаченного Немо размышлять над моими словами, я пошёл на второй круг. Проверять, как идут дела в моих владениях.
— Ты странный вождь, — догнал меня Немо на подходе к бане. — Ты не похож на тех, кого я знал. Ты другой.
— Тебе что-то не нравится? — для серьёзности, я приподнял бровь.
— Не знаю. Я не решил.
Я остановился, и Немо уткнулся мне в спину.
— Решай быстрее. Ты мне нужен не сомневающимся мальчиком, но взрослым мужем, решившим для себя, что тебе хорошо, а что нет.
— Ты нравишься Верке… и Дашке.
— Не понял… — опешил я. — Ты о чём?
Немо увидев растерянность на моём лице, рассмеялся.
— Как вождь, — уточнил он и снова рассмеялся.
Успокоившись, я занялся делами более насущными, чем болтовня с нерешительным Немо. У меня ещё будет время, на политинформацию. Вся зима впереди, и вся оставшаяся жизнь.
У бани, где проходили занятия по «кройке и шитью» из травы, был обед.
Пся крёв!
Расставив два ведра и одну кастрюлю с тушёной картошкой с мясом, на пеньки и, вооружившись пластмассовым половником для приготовления блинов, Верка накладывала небольшие порции в фарфоровую посуду, стоящую на пластмассовом столике и, раздавала немытым дикаркам. Две тарелки, уже лежали разбитыми и, судя по начинающейся драке, следовало ожидать боя моей посуды да победного конца.
Дашка вместе с Надей, Евой и их помощницами, стояли сзади поварихи и с опаской смотрели на буйство стихии в женском обличии. Последнюю каплю бензина в разгорающийся огонь, плеснула Верка, стукнув пластмассовой поварёшкой в лоб, барышне, засунувшей руку в ведро с едой.
Многому ещё надо учить своё ближайшее окружение. Кто же призывает к порядку пластмассовыми игрушками? Железным половником надо бить, чтоб сразу сотрясение мозга, потеря сознания и, благословенная тишина…. А теперь?
— Немо, к бою. Оттесняй Верку в сторону, не дай им подойти к ней и,… не убей никого. Живыми бери, демонов.
Получившая половником в лоб барышня, сильно обиделась. Но как всегда бывает в истории, толпа, стоящая за обиженным, разбираться в происходящем не заинтересована. В мутной воде, ловить рыбу намного проще. Всем известный призыв «наших бьют», прозвучал и в этот раз. Не по-русски, разумеется, а на местном диалекте, но хрен редьки не слаще. Всколыхнувшаяся толпа в праведном гневе из четырнадцати голодных скво, и детей, потряхивая немытыми патлами и, размахивая руками, качнулась к зелёному столику отделяющего виновницу от пострадавшей. Какое-то странное «всколыхивание». Граница недовольства, дальше стоящих вёдер и кастрюли, не отодвигалась, пока на передние ряды не надавили задние.
Вот с задниц задних рядов, я и начал. Методично обрабатывая их благородным древесно-учебным мечом, оттаскивал людской «поршень» назад, расшвыривая составляющие его части.
Расшвырянные «части», не успев затормозить, стекались вновь в общий шевелящийся котёл. Как в Терминаторе — 2, капли жидкого металла стекались к «расплескавшемуся» роботу.
— Чего стоите? — перекрикивая шум и визг, людской свалки, я выразительно посмотрел на Еву и взрослых помощниц своих учениц, которые за спиной Немо, с недоумением взирали на происходящее. — Младшие, за водой бегом марш. Старшие, вытаскивайте детей, их сейчас подавят. И в баню их тащите, чтоб под ногами не путались. Немо, дай барышням дотянуться до еды, а сам ко мне….
Построившись своеобразным, кривым клином, на конце которого были я и Немо, мы врезались в тыл озверевших женщин. Да, там и завязли… етить их… уж, очень плотно сомкнулись голые задницы, а голод, сделал их не очень чувствительными к боли.
— Водой… пли, — скомандовал я и Вера с Надей, начали поливать грязные спины, холодной водой, а Ева со Светкой подносить новые порции.
Ведёрный «брандспойт» показал лучшие результаты, чем древесно-мечевая терапия, и минут через пять на полянке перед баней, среди осколков посуды, размазанной по траве картошки, раздавленных вёдер с кастрюлей и, обломков пластикового стола, копошилось полтора десятка мокрых «клякс».
В тот день, я лишился почти всей керамической посуды, которая была в доме, и своей любимой глубокой тарелки, которую Верка воткнула в общую стопку. Вот так по чуть-чуть, по маленькой толике, исчезает память о прошлой жизни.
— Верка, выпорю! Какого,… я тебя спрашиваю ты им тарелки раздавать начала? Кто тебя просил? Ты забыла, как ты сама, ещё несколько месяцев назад, не знала что это такое? Вспомни хотя бы Еву… едрить твою….
Ух! Я был зол и, сердит, а главное сильно озабочен. Учить дикарей мелкими кучками, или поодиночке, столовому этикету, правилам гигиены, и некоторым другим, незаметным бытовым премудростям, это одно. А что делать сразу с полутора десятками женщин? А с детьми, которые смотрят на старших и повторяют за ними, а не за незнакомым и странным человеком, который только что стал вождём рода.
* * *
Вечером, после кошмарного дня, мы собрались на первом этаже, чтобы решить — Что делать?
Имена дать новым «гражданам» Аурума не получилось, так что сразу перешли к следующей повестке дня.
— Гнать, — с ходу заявила Надька, и с надеждой посмотрела на меня.
— А не жалко своих родственников? — этот вопрос меня интересовал с утра. Что-то, ни Немо, ни Надька, не проявили никаких чувств по отношению к своим родичам. Как будто к нам пришли чужие люди.
Надька скривила, злую рожу, и лучи «рентгена» пронзили меня насквозь.
— Они мерзкие и грязные, — бросила она, посмотрев сквозь меня, и оглядела хмурые лица остальных присутствующих.
Я улыбнулся, вспоминая какой она была сама, полгода назад.
Верка потянулась, расправляя плечи, и снова в полном молчании, облокотилась на стол. Значит, ещё не решила, или выжидает, что я скажу.
