Радор бросился к нам, взлетел на высокое сиденье, и мы помчались прямо между колоннами, носителями страшной Тени. Послышалось сухое потрескивание, и тьма - точно птица на легких крыльях - быстро накрыла нас. Скорлупка вильнула в сторону, как будто схваченная гигантской рукой; нас болезненно тряхнуло, раздался треск расщепляющегося металла, машина вздрогнула и рванулась вперед. Чувствуя тошноту и головокружение, я приподнялся и поглядел назад.
Теневой Барьер опустился., но слишком поздно, на какую-то малую толику времени позже, чем следовало бы. Он морщился и сжимался в том месте, где мы проскочили, и казалось, что он все еще силится ухватить нас, словно какой-то закованный в кандалы Ифрит из Иблиса, напрягая все подвластные ему злые силы, содрогаясь от ярости, пытается разорвать свои путы и броситься за нами в погоню.
Прошло немного времени, и мы догадались, что то было делом рук умирающего Серку: видно, очнувшись на миг перед смертью, он успел набросить на нас Тень, как птицелов на улетающую птицу.
- Чистая работа, Радор! - заговорил Ларри. - Но боюсь, что нашей птичке изрядно подрезали хвост.
Добрая четверть задней части раковины была снесена напрочь, словно срезанная ножом. Радор обеспокоенно поглядел назад.
- Да уж, хорошего мало, - сказал он. - Но, может, еще все обойдется. Все зависит от того, насколько мы опередили Лугура и его шайку.
Радор, отдавая честь Ларри, поднял руку.
- На этот раз я обязан жизнью тебе, Лаарри. Ведь даже кез не смог бы защитить меня с такой быстротой, как это сделал твой смертоносный огонь, друг!
Ирландец беспечно отмахнулся.
- Серку, - зеленый карлик вытащил из-за пояса, показывая нам, окровавленный кинжал. - Серку я был вынужден убить. Едва лишь он поднял Теневой барьер, как шар подал сигнал тревоги. Лугур бросился в погоню за нами с дважды десять раз по десять своих головорезов. - Радор помолчал. Хоть нам и удалось удрать от Тени, мы заплатили ей пошлину быстроходностью нашего кориала. Нам надо успеть добраться до Портала, прежде чем он закроется за Лаклой, но если мы опоздаем!. - Он снова замолчал. - Вообще-то я знаю еще один путь, но, честно говоря, мне не очень-то хочется туда соваться.
Щелкнув крышкой, Радор открыл отверстие, где внутри темного кристалла вращался огненный шарик. Беспокойно заглянул туда. Я между тем полез к изуродованному заднему концу нашей скорлупки.
Края трескались, крошились, рассыпаясь под моими пальцами, словно пыль. Озадаченный, я полез обратно.
Ларри сидел, сияя счастливой улыбкой и насвистывая бодрую мелодию, полировал свой пистолет.
Вдруг случайно взгляд его упал на угрюмое, печальное лицо Олафа. Ларри наклонился и бережно потрепал его по плечу.
- Не вешай нос, Олаф! У нас есть шанс устроить неплохую драчку. Держу пари, что мы найдем твою жену, как только свяжемся с Лаклой и ее компанией, даже не сомневайся. Твоя малышка... - Ларри осекся, неловко замолчал. Норвежец, блеснув глазами, положил руку О'Кифу на плечо.
- Yndling - она уже попала в de Dode, - тихо прошептал он. - Ее взяла благословенная смерть. За нее я не боюсь, и за нее я буду мстить. Ja! Но моя Хельма... она теперь живой мертвец, совсем как те, которые, кружась как сухие листья, плыли в лучах Сияющего Дьявола, .и я бы хотел, чтобы она тоже была в de Dode.. и успокоилась. Но я не знаю, как побороть Сияющего Дьявола... нет!
В голосе его зазвучало горькое отчаяние.
- Олаф, - мягко и спокойно заговорил Ларри. - Мы одолеем их... я знаю это! Запомни то, что я скажу тебе: все это дерьмо, что кажется нам таким непонятным и... ну, скажем так, сверхъестественным - это только фокусы, которыми нам морочат голову. Попробуй-ка, Олаф, представить себе, что туземец с островов Фиджи, в то время, когда в Европе шла война, неожиданно оказался бы в Лондоне. Сирены воют дикими голосами, носятся как угорелые машины, ухают зенитки, с неба десятки вражеских аэропланов сыплют бомбы, а лучи прожекторов шарят по небу, туда-сюда... туда-сюда, - Ларри помахал руками, - и ты думаешь, что этот туземец не решит, будто тридцать три дюжины чертей уволокли его на предпоследний круг ада? Будь уверен, Олаф, - он именно так и решит. И тем не менее, ничего сверхъестественного в том, что он видит, - нет! Все материально, как и то, что мы видим здесь, надо только понять, в чем тут дело. Мы, ясное дело, не туземцы с островов Фиджи, но принцип тот же самый.
После продолжительного молчания норвежец торжественно кивнул.
- Ja! - сказал он наконец. - По крайней мере можно драться. Именно поэтому я снова обратился к Тору, богу войны! И единственная, на кого я надеюсь, - это Светлая Дева. Только она может помочь моей Хельме! С той поры, как я обратился к старым богам, мне стало ясно, что я должен убить Лугура и что эта Heks - злая ведьма Йолара - тоже должна умереть. Мне надо поговорить со светлой девушкой.
- Отлично, Олаф, - сказал Ларри, - главное - не надо бояться того, чего ты не понимаешь. Там есть кое-что другое, - он замялся, судорожно дернув плечом, - чего ты, пожалуй, можешь испугаться, когда дело дойдет до встречи с Лаклой. Это... ее лягушки!
- Вроде той женщины-лягушки, что мы видели на стене? - спросил Олаф.
- Да, - быстро отозвался Ларри. - Они всегда рядом с ней. Я так представляю, что лягушки здесь растут гораздо быстрее, чем у нас, и, вообще, они немножко другие. У Лаклы целая прорва таких лягушек, и все дрессированные. Она научила их таскать в руках колья и дубины, и прочим фокусам... все равно, как это делают дрессированные тюлени и обезьяны и всякие животные в цирке. Наверно, у них тут такой обычай. В этом нет ничего из ряда вон выходящего, Олаф. У нас тоже люди держат самых разных домашних животных: и крокодилов, и змей, и кроликов, кенгуру, например, или слонов и тигров..
Интересно знать, подумал я, памятуя, какое сильное впечатление произвела с самого начала женщина-лягушка на воображение нашего Ларри - не в большей ли степени ирландец убеждает сейчас самого себя, чем Олафа.
- Ха, - продолжал он, - я припоминаю одну хорошенькую девушку из Парижа, так у нее было сразу четыре ручных питона..
Но я уже не слушал дальше, уверившись в своем предположении.
Дорога начала петлять между высокими, остроконечными грудами камней, обегая выходы на поверхность обнаженной скальной породы с прилепившимися к ним клочьями янтарно-желтого мха.
Деревья куда-то пропали; над расстелившейся огромным ковром мха равниной лишь кое-где торчали кусты какого-то растения с гибкими, как у ивы, ветвями, на которых повисли белые вощеные цветы, собранные в гроздья наподобие виноградных. Освещение тоже изменилось: исчезли сверкающие, танцующие в воздухе искорки, и серебристый свет, потускнев, приобрел мягкий, пепельно-серый оттенок.
