Потом мы с большим аппетитом позавтракали тем, что осталось от ужина. И нам казалось, что время идет быстро. Но вот, когда Кильдас подняла свой кубок за наше счастливое будущее, с другой стороны перевала послышался сигнал — звук рога — нет, приветственный звук фанфары.
Я встала и повернулась к Кильдас и Сольфинне.
— Мы должны идти?
— Здесь нам нечего больше делать, — согласилась Кильдас. — Посмотрим, что же за счастье, за которое мы только что пили, ожидает нас.
Мы вышли наружу и стали спускаться вниз по тропе в колышущееся облако тумана, скрывавшее все, что находилось внизу. Но дорога была ни крута, ни тяжела. Остальные девушки следовали за нами, шуршащие подолы их платьев не касались земли, а фата невест скрывала их лица. Ни одна из них не задержалась и не повернула назад, никто из них не выказывал никакого страха, и мы молча продолжали свой путь.
Рог прозвучал три раза. В первый раз, когда мы отправились в путь, во второй раз, когда мы миновали перевал и вот теперь в третий раз. После третьего звука рога туман перед нами рассеялся, словно разведенный в стороны чьей-то гигантской рукой, и мы вышли на площадку, где была весна, а не зима. Короткая трава здесь была сочной и мягкой. Ворота из кустов образовывали входную арку, и на этих кустах висели маленькие белые и желтые цветочки, напоминавшие колокольчики, и от них исходил сладкий запах, как от свадебных венков.
Никого не было видно, только тут и там лежали на траве плащи-накидки, и некоторые из них были словно нарочно отброшены в сторону. Эти накидки были сделаны из тончайшей ткани и покрыты драгоценными камнями, каких никто из нас никогда не видел. Каждая из этих накидок отличалась от другой, хотя и едва заметно, потому что на всех них было столько узоров, что разбегались глаза.
Мы молча стояли и смотрели. Но чем дольше я глядела на то, что было передо мной, тем сильнее становилось ощущение, что за всем этим скрыто что-то другое. Когда я сосредотачивала свое вниманием какой-нибудь части этого зеленого лужка, на цветущих кустах или даже на какой-нибудь накидке, радостное великолепие красок блекло, и я видела нечто совсем другое.
Я видела не зеленую траву, а только коричневую зимнюю землю и пепельно-серую поросль, такую же, как на равнине, по которой мы ехали день назад. Не было никаких цветущих кустов, а только голые, колючие, без цветов, ветки. И накидки — вышивки из драгоценных камней сияли поверх темных узоров, напоминавших ряды каких-то странных рун, которые не имели для меня никакого значения, и все эти накидки были такого же серого цвета, как и земля, на которой они лежали.
Чем дольше я на них глядела, сосредотачивая свою волю, тем сильнее таяло это колдовство. Взглянув на своих спутниц, я заметила, что они видели только то, что было на поверхности, и не видели того, что было подо всем этим. И я поняла, что никакие мои слова не будут услышаны, да я и не хотела этого.
Они оставили меня, сначала Кильдас, а потом Сольфинна и другие. Они пробежали мимо меня на этот заколдованный луг, и каждая из них подобрала одну из накидок, привлекшую своим великолепием, которое, однако, было только иллюзией.
Кильдас нагнулась и, подобрав одну из накидок, накинула ее себе на грудь; на этой светящейся голубыми огнями накидке было вышито драгоценными камнями сказочное животное — двойное зрение пришло ко мне и ушло, и я теперь только изредка могла видеть скрытое от глаз других. Девушки прижимали к себе накидки как бесценные сокровища, а потом они шли дальше, словно видели свою цель и теперь старались как можно быстрее достичь ее. Они подошли к кустам, прошли через арку и исчезли в облаке тумана, висевшего по Другую сторону этой арки.
Сольфинна тоже сделала свой выбор и исчезла. Эдит и остальные последовали за ней, и я с испугом поняла, что осталась одна. Мое двойное зрение нагнало на меня страх, но Дальнейшие колебания могли быть опасными. Я все еще смотрела на оставшиеся накидки; их оставалось еще несколько, и их иллюзорная красота постепенно исчезала, и все они стали казаться мне одинаковыми. Нет, не совсем одинаковыми, решила я, рассмотрев повнимательнее, потому что ряды рун на них были различной длины и ширины.
Одна из накидок лежала несколько в стороне от остальных, в углу, почти на самом краю площадки. Руны на ней не образовывали единого узора, а были разрозненными. Некоторое время я старалась воспринять их колдовство, разглядеть в них нечто зелено-голубое, крылатую фигуру, сотканную из драгоценных кристаллов. Но видение было настолько мимолетным, что в следующее мгновение я уже не знала, на самом ли деле я видела все это. Однако я чувствовала, что эта накидка притягивает меня, по крайней мере, она притягивала мой взгляд сильнее, чем другие. И чтобы не вызвать подозрений, я должна была сделать свой выбор немедленно. Но почему я так подумала, я не знала.
Я прошла по мертвой, мерзлой земле, подняла накидку и прижала ее к себе, потом прошла через голые кусты в холодный туман, оставив позади себя на земле лежать десять накидок; колдовство и краски на них исчезли.
В тумане я слышала голоса и радостный смех, но никого не видела, и когда я попыталась определить направление этих звуков, то не смогла понять, с какой стороны они доносятся. Накидка в моих руках, отделанная серебристо-серым мехом, становилась все теплее. Я начала мёрзнуть в своём подвенечном платье, потому что оно почти не защищало меня от холода.
В тумане появилась темная тень: ко мне приближалась какая-то фигура. Я почувствовала себя пойманной, у меня не было никаких шансов на бегство. Человек или зверь — или то и другое? Темная тень передвигалась на двух ногах, как человек. Но мои спутницы не испугались тех, кого встретили в этом тумане; я слышала их счастливые голоса и только не могла разобрать слов.
Человек. Да, голова у него была человеческой. Я смотрела на него двойным зрением, которым я разглядела серо-коричневые накидки.
Наконец чужак вышел из тумана, и я смотрела, как он, принадлежащий к чужой расе, приближается ко мне. Он был высок, хотя и не так высок, как воин-горец, и он был строен, как юноша, и только его зеленые глаза под раскосыми бровями были не глазами юноши, а усталыми и какими-то лишенными возраста.
Концы его бровей так круто поднимались вверх, что на лице, казалось, образовывался прямой угол, вершиной которого был острый, выступающий вперед подбородок, и под таким же углом были подстрижены его густые волосы, ниспадавшие на лоб. По человеческим меркам он не был ни красивым, ни безобразным, а каким-то совсем другим.
На голове его не было ни шлема, ни чего-нибудь еще, но он был одет в кольчугу, которая, казалось, очень сильно стесняла его движения. Она спускалась до половины бедер, под ней были надеты плотно облегавшие тело короткие брюки из гладкого серебристого меха, такого же короткого как тот, что так мне понравился там, в палатке. Этот мех был почти таким же. На ногах у чужака были меховые сапоги, несколько более темного цвета, чем брюки. Гибкую талию охватывал пояс из мягкого материала, застегивавшийся на огромную пряжку, к которой был прикреплен странный, молочно-белого цвета, камень.
