Им казалось, что это тянется очень долго, хотя на самом деле прошло всего лишь несколько минут. Потом свист медленно затих. Из-за сопротивления воздуха скорость спала; раскалившаяся докрасна тугоплавкая обшивка носа и острых, как нож, крыльев начала быстро охлаждаться. Из межпланетного корабля ракета превратилась в обычный скоростной планер и летела над пустыней со скоростью меньше тысячи километров в час, оставляя позади радиосигнал Порт-Лоуэлла.
Город впервые предстал перед Гибсоном в виде пятнышка, белевшего на темном фоне Залива Зари. Потом пилот развернулся - моторы взвыли - и двинулся к югу, снижаясь и сбавляя скорость. Несколько больших куполов, стоящих впритык друг к другу, мелькнуло впереди. Марс скользил навстречу; ракету несколько раз встряхнуло, и она неспешно покатилась к месту высадки.
Он прибыл на Марс. Он достиг планеты, которая была для древних красным огоньком, блуждающим среди звезд, для людей прошлого века - таинственным, почти недостижимым миром, а для его современников - границей, дальше которой еще не ступал человек.
– Там целая комиссия, - сказал пилот. - Весь транспорт собрался. Не знал, что тут столько машин!
Два маленьких автомобиля на толстых шинах двинулись им навстречу.
Кабины были рассчитаны на двоих; но человек по десять облепили каждый, цепляясь за что попало. За ними катили два больших полугусеничных автобуса - тоже битком набитых. Гибсон не ждал такого приема и принялся составлять в уме небольшую речь.
– Наверное, не знаете, как ими пользоваться, - сказал пилот, извлекая две кислородные маски. - Наденьте на минутку, пока дойдете до блохи. («До чего? - подумал Гибсон. - Ах, правда, это же знаменитые "песчаные блохи", марсианские вездеходы».) Дайте прикреплю. Кислород идет? Так. Ну, пошли. В первый раз, может быть, будет немножко странно.
Воздух со свистом выходил из кабины, пока не сравнялось давление.
Руки и шею неприятно пощипывало - атмосфера тут была разреженней, чем на вершине Эвереста. Понадобились три месяца на космолете и все последние достижения медицины, чтобы он мог выйти на Марс без скафандра, только в маске.
Он был польщен, что столько народу встречает его. Конечно, Марс не часто посещают такие именитые гости, но ведь здесь все так заняты, им не до церемоний…
Доктор Скотт вышел за ним, обнимая свой ящик. Завидев его, толпа, не обращая внимания на Гибсона, кинулась к нему. Сквозь разреженный воздух Гибсон с трудом разбирал, что они кричат.
– Дайте мы понесем!
– Мы все приготовили. В больнице вас ждут десять ящиков. Через неделю узнаем, годится она или нет.
– Сюда, сюда, в автобус! Потом поговорим.
Раньше чем Гибсон опомнился, Скотт исчез вместе со своим грузом.
Мотор зарычал, автобус двинулся к городу, а Гибсон остался стоять.
Никогда в жизни он не чувствовал себя так глупо. Да, сыворотка куда важней для Марса, чем писатель, как бы знаменит он ни был на Земле!..
К счастью, не все его покинули. «Блохи» были тут. Из одной «блохи» кто-то вылез и подбежал к нему.
– Мистер Гибсон? Я - Уэстермен, из «Таймса» - марсианского, конечно. Очень рад вас видеть. Скажите, пожалуйста…
– Я - Хендерсон, - перебил высокий человек с резкими чертами лица.
– Сюда, прошу!
Гибсон влез в «блоху», и она двинулась к городу, который был километрах в двух. Только сейчас он заметил, что повсюду ярко-зеленые растения, основная форма жизни на Марсе. Небо было уже не черное, а густо-синее. Солнце стояло высоко, и лучи его неожиданно сильно грели сквозь пластиковый верх кабины.
Гибсон вглядывался в небо - ему хотелось увидеть крохотную луну, на которой еще трудились его спутники. Хендерсон заметил, куда он смотрит, снял руку с руля и показал вверх.
– Вон там, - сказал он.
Гибсон прикрыл глаза рукой и вгляделся в небо. Чуть к западу от Солнца он увидел звездочку, сверкающую на синем, как вольтова дуга.
Она была мала даже для Деймоса; но Гибсон догадался не сразу, что шофер неверно понял его взгляд.
Немерцающее светило, столь неожиданное на дневном небе, было Утренней звездой Марса, более известной под именем Земля.
– Простите, что заставил ждать, - сказал мэр Уиттэкер. - Сами понимаете, у Главного целый час было совещание. Мне только сейчас удалось передать, что вы здесь. Вот сюда, пожалуйста.
Тут было совсем как в обыкновенном земном учреждении. На дверях висела табличка: «Главный управляющий». Имени не было. Вся Солнечная система знала и так, кто правит Марсом; в сущности, трудно было подумать об этой планете и не вспомнить об Уоррене Хэдфилде.
Когда Главный управляющий встал из-за стола, Гибсон удивился его маленькому росту - вероятно, он судил о Хэдфилде по его делам и забыл, что никакие дела не прибавят и пяди. Зато лицо было такое, как он думал, - тонкое, немного птичье, да и тело - жилистое, гибкое.
В начале беседы Гибсон держался осторожно - он должен был во что бы то ни стало произвести хорошее впечатление. Все для него станет намного легче, если Хэдфилд будет на его стороне. А если они не поладят, ему лучше сейчас же отправляться домой.
– Надеюсь, Уиттэкер о вас позаботился, - сказал Главный, когда кончились обычные приветствия. - Сами видите, я никак не мог принять вас раньше. Я только что с инспекции. Как вы устроились?
– Хорошо, - улыбнулся Гибсон. - Боюсь, я разбил стакан-другой.
Ничего, привыкаю к весомости.
– Вам нравится наш городок?
– Очень. Не понимаю, как вы успели так много сделать.
Хэдфилд пристально смотрел на него:
– Говорите прямо. Он меньше, чем вы ожидали, а?
Гибсон замялся:
– Ну, меньше, конечно… Но ведь я привык к Лондону и Нью-Йорку. В конце концов, на Земле две тысячи человек - большая деревня.
Главный не удивился и не рассердился.
– Все разочаровываются, - сказал он. - На той неделе он будет побольше, новый купол кончат. Скажите, какие у вас планы? Надеюсь, вы знаете, что я не очень приветствовал ваш визит?
– Да, это я узнал еще на Земле, - ответил Гибсон. Он был немного ошарашен - чем-чем, а отсутствием прямоты Главный не страдал.
– Ну, раз уж вы здесь, сделаем для вас все, что можем. Надеюсь, вы ответите тем же.
– А что я могу? - насторожился Гибсон.
Хэдфилд наклонился над столом и страстно сцепил пальцы.
– Мы воюем, мистер Гибсон! Воюем с Марсом и всеми теми силами, которые он на нас бросил - с холодом, с недостатком воды, недостатком воздуха. И с Землей мы воюем. На бумаге, конечно, но и тут есть победы и поражения. Я сражаюсь на одном конце линии снабжения в пять миллионов километров длиной. Самое необходимое попадает к нам через пять месяцев, да и то если Земля решит, что иначе нам не обойтись.
