Вероятно, вы понимаете, над чем я бьюсь? Я хочу, чтобы мы сами могли себя обеспечивать. Вспомните, что для первых экспедиций приходилось привозить все. Ну, сейчас мы самое главное уже делаем сами. Тут каждый - специалист, но на Земле больше профессий, чем у нас людей. С арифметикой не поспоришь. Видите эти диаграммы? Я их завел пять лет назад. Вот эта красная черта - уровень «самообеспечения». Видите, примерно половину мы освоили. Надеюсь, лет через пять очень немного придется завозить с Земли. Сейчас нам больше всего нужны люди. Вот в чем вы можете помочь.
Гибсон не проявил особой радости.
– Я ничего не в силах обещать, - сказал он. - Не забывайте, пожалуйста, что здесь я только репортер. Душой я с вами, но я обязан описывать все так, как вижу.
– Ценю. Но факты еще не все. Я надеюсь, вы объясните Земле, что мы надеемся сделать. Мы добьемся успеха только в том случае, если Земля нас поддержит. Не все ваши предшественники это поняли.
«В этом он прав», - подумал Гибсон. Он вспомнил серию статей в «Дейли телеграф» примерно год тому назад. Факты были переданы точно, но, если бы так написали о буднях первых поселенцев Северной Америки, надеяться было бы не на что.
– Мне кажется, я вижу обе стороны вопроса, - сказал Гибсон.
– Вы должны понять, что, с земной точки зрения, Марс очень далеко, стоит уйму денег и ничего не дает взамен. Первые космические восторги кончились. Теперь люди спрашивают; «А что нам это даст?» Пока ответ гласит: «Ничтожно мало». Я убежден, что ваше дело очень важное, но здесь ведь нужна не вера, а логика. Средний человек на Земле, вероятно, думает, что миллионы, которые вы здесь тратите, пригодились бы там, дома.
– Надеюсь, умные люди понимают значение научной базы на Марсе.
– Разумеется.
– Но они не понимают, зачем создавать самообеспечивающееся общество, которое может стать и независимой цивилизацией?
– В том-то и дело. Они не верят, что это возможно. А если и верят, не думают, что это стоит труда. В газетах нередко пишут, что Марс - бремя для Земли.
– А вам не кажется, что освоение Марса похоже на колонизацию Америки?
– Не слишком. В конце концов переселенцы нашли там воздух и пищу.
– Верно. Марс колонизировать трудней. Но у нас и сил намного больше. Дайте нам время и людей - и мы станем не хуже Земли. Даже теперь мало кто хочет уезжать отсюда. Может быть, сейчас Земле Марс не нужен, но раньше или позже он ей понадобится.
– Хотел бы я в это поверить, - сказал Гибсон без особого веселья.
Он смотрел на ярко-зеленую растительность, подобравшуюся к почти невидимому куполу, и на просторную равнину, которая слишком стремительно убегала за близкий горизонт, за багровые холмы. - На Марсе интересно, даже красиво, но никогда здесь не будет так, как на Земле.
– А зачем? Вообще что вы понимаете под «Землей»? Южноамериканскую пампу? Французские виноградники? Коралловые острова, сибирские степи?
Всякое место, где поселились люди, для кого-нибудь станет домом. Рано или поздно мы сможем жить и на Марсе без всего этого. - И он показал на купол.
– Вы действительно думаете, - спросил Гибсон, - что люди приспособятся к здешней атмосфере? Тогда это будут не люди!
Главный управляющий ответил не сразу.
– Я не говорил, что люди приспособятся к Марсу. Вы никогда не думали, что Марс пойдет им навстречу? - Он дал Гибсону время вникнуть в свои слова, но, раньше чем тот сформулировал вопрос, Хэдфилд встал.
– Ну, я надеюсь, Уиттэкер за вами смотрит и все вам показывает.
Сами понимаете, с транспортом трудно, но мы вас всюду повезем, дайте только время. Если что будет не так, сообщайте мне.
Намек был вежливый, но ясный. Самый занятой человек на Марсе подарил Гибсону много времени; что ж, с вопросами придется подождать до следующего раза.
***
– Ну как Главный? - спросил Уиттэкер.
– Ничего, - осторожно сказал Гибсон. - Очень любит свой Марс.
Уиттэкер замялся.
– Я не уверен, что это точное слово. Марс для него враг, которого нужно победить. Мы все так чувствуем, конечно, но у Главного больше на это прав. Вы слышали о его жене?
– Нет.
– Она одна из первых умерла от марсианской лихорадки.
– Понятно, - медленно сказал Гибсон. - Наверное, поэтому так искали сыворотку?
– Да, это для Главного - больной вопрос. И вообще лихорадка наносит нам большие убытки. Мы не можем позволить себе болеть.
«Вот, - подумал Гибсон, пересекая Бродвей (шириной в целых пятнадцать метров), - вот он, дух марсианской колонии». Он еще не оправился от разочарования. Порт-Лоуэлл показался ему очень маленьким и удивительно бедным. Ряды одинаковых металлических домов были похожи на казармы, а не на город, хотя местные жители изо всех сил разводили цветы. Из-за слабого притяжения цветы разрастались пышно - подсолнечники, например, были в три человеческих роста. Оксфордская площадь вся заросла ими, они мешали ходить, но ни у кого не хватало духу их уничтожить.
Гибсон задумчиво прошел Бродвей и очутился у Мраморной арки, соединявшей Первый купол со Вторым. Здесь, в стратегически безупречном месте - между воздушными камерами, находился единственный на Марсе бар.
– Здравствуйте, мистер Гибсон! - сказал бармен Джордж. - Как там Главный?
Гибсон подумал, что информация тут поставлена хорошо - ведь он вышел от Хэдфилда минут десять тому назад. Вскоре ему пришлось убедиться, что новости в Порт-Лоуэлле расходятся с молниеносной быстротой и почти всегда проходят через Джорджа.
Бармен был человек занятный. Бар считался относительно, а не абсолютно необходимым для жизни города, поэтому Джордж совмещал два занятия. На Земле он был довольно известным антрепренером и сейчас руководил маленьким театром. Он был одним из самых старых марсиан - ему шел пятый десяток.
– У нас концерт на той неделе. Может, придете?
– Конечно, - сказал Гибсон. - А часто у вас концерты?
– Примерно раз в месяц. А фильмы - три раза в неделю. У нас не так уж скучно, как видите.
– Я рад, что здесь можно развлечься.
– Еще бы! Хотя лучше я вам не буду рассказывать, какие тут развлечения, а то вы напишете в газеты.
– Я не пишу для таких газет, - ответил Гибсон, пробуя местное синтетическое пиво. Что ж, привыкнуть можно…
В баре было пусто. В это время дня все работали. Гибсон вынул записную книжку и принялся за дело. Сам того не замечая, он насвистывал, и Джордж в знак протеста включил радио.
Программа передавалась с Земли на Марс через космос. Звук был хороший, если не обращать внимания на солнечные помехи. Гибсон усомнился, стоит ли приводить в действие такие силы, чтобы передавать из мира в мир жиденькое сопрано. Однако половина Марса, несомненно, слушала и тосковала по дому, хотя никогда бы в том не призналась.
