— Ты знаешь, кто убил остальных?
— Ты действительно хочешь это знать? — усмехнулся Мора.
— Я бы хотел рассчитаться за остальных!
Мора захохотал.
— Ты не представляешь, какую глупость выдал. На ЧТО ты замахнулся, железяка? — в глазах его промелькнул страх.
— Мистер Би?
— Он лишь исполнитель.
— Начнем с него, выйдем на хозяина!
— Для приговоренного к смерти звучит оптимистично. Ты бы давно сдох на этой периферийной закуклившейся планетке, если бы люди из Невода не нашли тебя. Я опередил их всего на час, но нанял слишком неумелого киборга. Не было времени на долгие поиски, малыш.
— За то, что Ледокола малышом обозвал, я твою головенку в твой же зад засуну! — пригрозил Волобуев.
— Молчи, толстый! — прикрикнул Мора, уставив на него напряженно дрожащий палец. — Ты не знаешь, с кем имеешь дело. Я вижу твое будущее, запомни. Фонарщик хотел тебя в Голодоморню сбросить, что над нами. Вся башня полая внутри, выхода нет, сдох бы там от голода и жажды, тоже ничего себе смерть. Но я отговорил наместника. Можешь гордиться, тебя повесят, а потом распорют живот и вытащат кишки. Будь уверен, что это так и будет. Я вижу это!
— Но если остаться должен один, то почему двое уцелело? — резонно спросил Антон.
— Вот! — Мора уставил палец уже на него. — Ты дорос до правильных вопросов! Ты заставил хозяина сомневаться, кто из нас двоих настоящий Фалкон! Пора избавляться от сомнений раз и навсегда! Впрочем, и так ясно, что твое спасение случайность, иначе ты бы не попал в уготованную тебе ловушку!
— Ловушку? — спросил Волобуев. — И кто же нас предал?
Мора обернулся, кому-то махнул наверху. По лестнице с готовностью сбежали две фигуры.
— Кай и Инга! — проговорил Антон. — Каин! Бойся Каина в городе цветных витражей!
Инга приникла к решетке, прижалась грудями.
— Когда вас казнят, палач отрежет мне ваши члены!
— На месте Кая я бы обиделся, — заметил Антон.
Инга стрельнула в него загоревшимися глазами.
— Теперь я попрошу и твой язык!
— Никогда не любил оральный секс! — признался тот и соврал.
— А что такое оральный? — оживился Волобуев.
— Идиоты! Деревенщина! — взвизгнула, выходя из себя, Инга.
— Зато ты развита не по годам, как только головенка столько выдерживает, — сказал Антон.
Мора остановил девушку.
— Он хочет вывести тебя из себя.
— Ничтожество! — прошипела Инга.
— Именно, что ничтожество! — осклабился Мора. — Ты знаешь, что ждет тебя, Тони? Я тут предупредил Фонарщика, что выпустить тебе кишки не получится. Мы придумали кое-что получше. Для начала тут есть установочка, ее раньше использовали для казни, электрическое ложе называется. Мы пропустим через тебя напряжение, небольшое, чтобы ты заранее не перегорел, но биология твоя не выдержит. Ты обмочишься, обгадишься, волосня встанет дыбом, и в таком виде тебя выволокут на площадь, перед светлые очи толпы. Они любят таких засранцев. А там тебе ждет мучение посильнее. Калваллский гроб! Слышал про такое удовольствие?
Антон внутри содрогнулся. Стиратель мозга!
— Ты станешь городским дурачком, Тони! — подчеркнуто сожалеющее произнес Мора. — Тебя будут иметь нищие гомосеки. Ты будешь жрать отбросы.
Он поискал следы страха на его лице. Не нашел, и это его разозлило.
— Я тебя не брошу, брат, — пообещал он. — Поживу тут с месяцок, посмотрю на твои мучения, а потом выдерну все суставы и сброшу в работающий реактор, у наместника есть такой.
— Мне без разницы, раз я к тому времени растением стану! — пожал плечами Антон.
— Сука! — грохнул по решетку Мора, но быстро опомнился. — Шутишь, значит. Ну — ну.
Палач!
Сверху грохнула дверь, впуская жилистого старика в обширном кожаном фартуке.
Почему все палачи старики? Либо они так боятся смерти, что готовы уступить очередь молодым? Дедок жевал яблоко и опирался на палку, поэтому отмыкал решетку одной рукой.
Скамьи, к которым были прикручены люди, оказались на колесах, и старик со скрипом покатил связанного Антона в дальний угол подвала.
— Ледокол, ты только не помирай! — сказал Волобуев.
— Постараюсь!
— Разговаривай, разговаривай! — милостиво разрешил палач. — Обычно после процедуры уже нечем, потому что язык себе откусывают.
— Как тебя зовут добрый человек? — вежливо поинтересовался Антон.
— Свирий. А тебе зачем?
— Я так воспитан, что не могу натянуть жопу на голову незнакомому человеку.
— Руки коротки! — заявил палач.
Подкатив тележку к трансформатору, он взял два «крокодила», один подсоединил к уху, потом оттянул член и прищепил его вторым.
— Так и знал, что это твое слабое место! — заметил Антон.
— Зато у тебя сейчас будет сильное, — ощерился старик.
— Как ты относишься к сильным запахам? — нейтральным тоном осведомился Антон.
— Прекрати этот балаган, Свирий! — вскричал Мора и нажал рубильник.
Хрен вам, подумал Антон и обесточил мозговой модуль, проваливаясь в безоглядную тьму.
Очнулся он от грохота засова.
— Слава великому К.Г.! — Воскликнул Волобуев. — А я уж думал, что ты помер.
Распахнув пинком решетку, в сопровождении дюжины янычар в панцирях вошел Свирий.
— Кому тут надо на Площадь Негодяев? — Весело спросил он. — Не вы ли изъявили желание повисеть и подсохнуть на солнышке? Тогда выходите.
— У меня есть желание сломать тебе шею, весельчак, — проговорил спецназовец, — но, с твоего разрешения, я изъявлю его позже.
Свирий захохотал. Определенно, Антон его радовал.
— На том свете, дорогой, ты будешь гореть в аду, так что и там нам не суждено встретиться.
— Значит, я приду за тобой в рай.
— Не богохульствуйте, дети мои, — из-за спин, закованных в сталь и перепоясанных перевязями с мечами, выступил еще один старик, на этот раз сухой и длинный, с вислой унылой бородой, одетый в сутану, так же понуро обвисшую. От монаха сильно пахло могилой.
— Уберите попа, я не верующий! — Потребовал Волобуев, и Антон посмотрел на него с уважением.
— А ну встать перед его Преосвященством Первым жрецом, ублюдки! — Рявкнул Свирий.
Приговоренных отстегнули от скамей, но от самих цепей никто и не думал освобождать, они были в круговую охвачены ими словно египетские мумии в пергамент.
Первого волокли Волобуева.
— Ледокол, я виноват перед тобой! — Успел прокричать силач.
— С тебя еще за это спросится, — ответил спецназовец.
— Не переговариваться! — Они были наказаны плетью.
Их волокли к телегам с огромными деревянными колесами, каждого в свою. Каждый должен был умереть в одиночку.
