Наконец ванир зашевелился, сел и нащупал рукоять лежавшего рядом меча. Обтерев покрытые испариной виски, Гор-Небсехт довольно кивнул. Он в последний раз пригляделся к лицу Фингаста, на котором сонная одурь сменялась решимостью, заметил, что тот посматривает на спящего рядом Торкола, и взмахнул рукой над своим каменным столом. Взору его снова открылись бревенчатые чертоги Эйрима и пятеро мужчин, сидевших за столом.
* * *
Они едва успели допить бочонок аквилонского и прикончить блюдо с горячим китовым мясом, как дверь распахнулась. Не та дверь, прорубленная у очага, что вела в Длинный Дом, а та, что выходила наружу, к заднему двору, выгребным ямам, кузнице и судовому хранилищу.
Пирующие сидели к ней лицом и спиной к огню, и никому не пришлось оборачиваться, когда на пороге возникли две рослые фигуры в медных кольчугах. Конан заметил, что один из незваных гостей молод, примерно его лет, с длинными рыжеватыми усами, свисавшими ниже подбородка; другой был постарше, с решительным и мрачным лицом и рваным шрамом на щеке. У обоих к поясам были подвешены мечи; старший держал в руках топор, а младший - боевую палицу с бронзовыми шипами.
- Пьете? - пробурчал воин со шрамом вместо приветствия. - Веселый пир, я вижу! А по какому случаю?
Эйрим вскочил, грозно насупив брови, - Каков бы ни был случай, Фингаст, ты не должен врываться ко мне, да еще вооруженным! Клянусь челюстью Имира, я этого не потерплю!
- Потерпишь, - сказал молодой - видимо, Торкол, как догадался киммериец. - Потерпишь, Эйрим, сын Сеймура. Не то наш господин...
- Знаю, знаю! - Хозяин Рагнаради махнул рукой. - Не то ваш господин сделает так, что я не доживу до зимы! И никто не доживет в моем жалком крысятнике! Господин повелевает ураганами, и сметут они в море и дома мои, и корабли, и запасы пива, и людей - всех до последнего раба! - Постепенно голос Эйрима возвышался; теперь он почти кричал. - Все это мне известно, Торкол-отцеубийца, только я ведь против господина вашего не умышляю! Пью свое, и ем - свое, и пирую со своими людьми!
- А этот тоже твой? - Фингаст ткнул секирой в сторону Конана.
- Мой! Брат мой Конан!
- Не похожи вы на братьев, - угрюмо заявил воин со шрамом. - У нас, ваниров, золото в волосах, а этот черен, как ненастная ночь.
Конан встал, обошел вокруг стола и с угрозой уставился на Фингаста.
- У одних ваниров и впрямь золото в волосах или благородная бронза, сказал он, - а у других - сущее дерьмо! Хоть цветом и схоже с золотом, да не то! Дерьмо в волосах, дерьмо в голове, а на устах - речи смрадной гиены. Ты, верблюжья моча, почему сюда ворвался? - Тут киммериец перевел взгляд на Торкола: - А ты, усатый шакал, зачем грозишь брату моему Эйриму? Или он в своем доме уже не хозяин? Прах и пепел! Два недоумка дерзят вождю, храброму сыну Сеймура Одноглазого! Клянусь Кромом, таких у нас в Киммерии вяжут да бросают живьем в выгребные ямы!
Не всякий мог потягаться с Конаном в сквернословии. Лица воинов Гор-Небсехта сначала побледнели, затем побагровели; наконец Фингаст прорычал:
- У вас в Киммерии никого не бросают в выгребные ямы, хорек! У вас и ям-то таких нету! Всем известно, что киммерийцы гадят под себя, да еще по заднице размазывают!
Ухмыльнувшись, Конан повернулся к Фингасту, задрал куртку и выставил зад:
- Раз так - понюхай, Меченая Шкура! И убирайся, пока я не разукрасил тебе другую щеку!
За столом злорадно заржали. Седоусый Храста, тот вовсе свалился со скамьи и, держась за живот, ползал среди пустых бочонков и обгрызенных псом костей. Найрил и Колгирд то в восторге молотили кулаками по коленям, то хлопали друг дружку ниже поясницы, повторяя: "Понюхай, Меченая Шкура!" Даже Эйрим, имевший вид раздраженный и грозный, не выдержал, захохотал.
Конан, с довольным блеском в глазах, отступил к стене. Дело было сделано: он оскорбил приспешников колдуна, а Эйрим со своими людьми смеялись - значит, одобряли нанесенную обиду. Теперь, если б Эйрим и захотел после всех обещаний насчет завтрашней ночи пойти на попятную, миру не быть! Сказанное и сделанное смоет только кровь.
Молодому Торколу захотелось получить ее немедленно - он поднял палицу и с бешеным ревом рванулся к Конану. Но Фингаст, который был постарше и поопытней, ухватил его за пояс и что-то прошептал - насчет гнева господина и отданных им приказов, насколько удалось расслышать Конану. Однако и сам Фингаст еле сдерживался; шрам на его щеке налился сизой кровью, пальцы каменной хваткой сошлись на древке секиры. Он погрозил оружием киммерийцу и прохрипел:
- Отдай его, Эйрим! Отдай нам!
- Почему? - Хозяин Рагнаради взглянул на Фингаста с хорошо разыгранным недоумением. - Ты хочешь зарубить моего брата? За пару сказанных в горячности слов?
- Нет! Нергал с его словами и с его вонючим языком! Но наш господин повелел взять черного хорька и вырвать ему сердце!
- Ваш господин? Когда же он изъявил свою волю?
- Сегодня ночью, Эйрим, сегодня ночью! Вождь ваниров задумчиво поскреб подбородок.
- До башен Кро Ганбора не один день пути, - заметил он. - И что-то я не помню, чтобы в мои ворота сегодня стучался гонец. Может, ты, Найрил, видел его? Или ты, Храста? Или Колгирд? - Эйрим бросил вопросительный взгляд на своих седоусых кормчих.
- Моему господину не нужны гонцы, чтоб шепнуть тайное слово своему слуге! - яростно выдохнул Фингаст. - Вспомни, Эйрим, кто мой господин! Вспомни, и отдай нам эту киммерийскую крысу!
- Твой господин шептал слишком тихо, и я ничего не расслышал, Фингаст! - На губах Эйрима змеилась издевательская усмешка.
Внезапно воин со шрамом отступил к распахнутой двери, потянув за собой Торкола. Теперь оба они, стиснув кулаки, стояли по бокам дверного проема и словно бы стерегли его; а снаружи, во дворе, начала шевелиться и позванивать металлом некая плотная масса, почти неразличимая в сером сумраке северной ночи.
- Значит, слово господина ты не расслышал, Эйрим? Не расслышал, и киммерийца не отдашь? - с угрозой произнес Фингаст. - Ну, слушай тогда меня... я-то близко! - Он оскалил зубы в ответ на усмешку Эйрима. - Слушай, Высокий Шлем! Воины твои спят либо пьют, а наши построены во дворе, и на всех брони да кольчуги. У всех топоры да мечи в руках, у всех щиты да дротики... Тебя и старшин твоих, - Фингаст метнул взгляд на кормчих, - убьем первыми, вместе с киммерийцем. А дружину вырубим на треть! Треть прикончим, две трети покорятся и поплывут с нашим господином хоть в Кхитай, хоть в страну Амазон... Ясно, сын Сеймура? Ты-то нам не нужен, нужны твои люди, твои корабли да твои припасы!
Эйрим переменился в лице.
- Врешь ты все, моржовы кишки! На валу и башнях сторожа! Или они не заметили, как ты вывел во двор своих ублюдков?