«Операцию я провалил. Никого не спас. Лишь беды наделал».
«Поздно винить себя, – шепнул внутренний голос. – Ты выжил? Вот и радуйся…»
«Чему радоваться?» – угрюмо спросил себя Максим, глядя на черный дым, поднимающийся над разрушенным Святилищем Прототипов.
«А если бы послушал их, не взорвал? Что изменил бы?»
Внутренний голос почему-то заткнулся, больше ничего не нашептывал, а интуиция подсказывала: нет, Макс, ничего бы ты не изменил. Все предопределено давно, и явно не тобой. Ты – пешка. Усвой и не рыпайся, если жизнь дорога.
* * *
Обратный путь, от заброшенной фермы к городу, тянулся долго. Машину трясло на ухабах, Серега Серпухов сначала стонал, ругался от боли, затем вырубился, когда выехали на шоссе.
Машину вел Шевцов. Максим устроился на переднем пассажирском сиденье и мрачно смотрел по сторонам.
Идти на доклад в Управление совершенно не хотелось. Утренние события давили, смерть Миллигана отзывалась в душе саднящим чувством утраты, от мысли, что тот сейчас лежит в грузовом отсеке спецмашины, небрежно накрытый куском черной пленки, начинало сосать под ложечкой.
Что с Давыдовым, неизвестно.
Максима знобило. Под бронежилетом растекся синяк, но рука понемногу начала двигаться. Думать о провале операции, анализировать свои действия, мысленно критиковать или оправдывать их – занятие пустое. Он уже отправил короткий электронный отчет, приложил к нему файл видео с личного датчика, отчитался по минимуму, что называется, обозначил проблему.
Думать о грядущем попросту страшно. Пока существовали возрастные рамки группы риска, люди еще как-то мирились с происходящим, но теперь начнется массовая паника, а значит, и беспорядки.
Хотя почему? Разве правду откроют? Честно и прямо объявят, мол, ситуация полностью вышла из-под контроля?
Нет. Скорее промолчат, причем под благовидным предлогом. И ты промолчишь. Потому, что так надо. Но действительность все равно вылезет наружу и очень скоро. Шила в мешке не утаишь. Но на пару-тройку дней кризис оттянут, пока не появятся новые внезапные жертвы.
«Прижился ты, Макс, на государственных харчах, – мысли текли тяжелые. – Быстро все забыл. И не оправдывайся тем, что для тринадцатилетнего пацана после смерти родителей был открыт только один путь, в спецшколу, под опеку властей стремительно развивающегося города.
Кем вырос? Кому служишь?
Убийцу отца нашел? А ведь мог бы. Но нет, не искал. Постарался все забыть, похоронить в памяти. Вырастили из тебя послушного солдатика, а вот сегодня всколыхнулось прошлое, аукнулось».
Максим злился на самого себя. Внезапная рефлексия – болезненная, горькая, ничего уже не могла изменить. Ну, на самом деле, куда было податься тринадцатилетнему пацану? Растерянному, озлобленному, замкнутому, потерявшему все в один миг?
«Я ведь толком и не помню тех дней. После смерти родителей словно в черный омут затянуло. Дни мелькали мимо, серые, безликие. Помнилась лишь гложущая пустота в душе. Хотелось оставить все позади. Забыть».
И ведь начал забывать. Шли годы, он постепенно втянулся в новую жизнь, кошмар, как ему казалось, остался в прошлом. Школа с военизированным уклоном. Училище. Жизнь только начала налаживаться, Максим повзрослел, получил работу, появились друзья, он рос вместе со стремительно развивающимся городом и не думал, что прошлое вернется.
Вторая эпидемия мнемовируса началась внезапно, пару месяцев назад. Грянула, как гром среди ясного неба. А ведь первую вспышку неразгаданного, так и не изученного заболевания уже предали забвению. Древнюю религию извели, Святилища Прототипов уничтожили, но, как выяснилось, не все…
Шустов сам не заметил, что окружающее потускнело, выцвело, отдалилось. Усталость после бессонных суток взяла свое, и он ненадолго погрузился в тяжелый мир обрывочных сновидений, задремал под мерное покачивание, шелест покрышек и сиплый, баюкающий шепот хорошо отлаженного двигателя.
Он не понимал, где очутился. Замшелый бревенчатый дом выдавило из сумрака, он ощутил себя насмерть перепуганным, вжимающимся в стену.
Место незнакомое. Едва слышный, неразборчивый шепот крался мурашками по телу.
Мшистые нити свисали с деревьев, будто лохмотья разодранного снайперского камуфляжа. Необычно теплый для осенней поры ветерок лениво шевелил их, прикасался к лицу, шумел в кронах неохватных сосен.
«Кто тут?» – он медленно огляделся и вдруг заметил, как в сумраке, чуть выше кустарникового подлеска, между стволами деревьев беззвучно движутся сферические устройства, каждое размером с футбольный мяч.
Он затаил дыхание. Сферы, свободно парящие в воздухе, выглядели чужеродно. Форма их корпусов при внимательном рассмотрении оказалась далеко не идеальной, чуть приплюснутой по бокам, в этих местах выделялись расположенные попарно оружейные подвески, на них крепились какие-то трубки, под покатыми, слегка выступающими приливами брони скрывались датчики систем обнаружения, – такие аналогии промелькнули в рассудке, пока он в немом изумлении пытался рассмотреть загадочные устройства.
Внезапно над головой что-то раскатисто и протяжно громыхнуло.
Он инстинктивно присел, не отрывая взгляда от загадочных устройств, а те вдруг всполошились, метнулись в разные стороны, на лету огрызаясь лазерными разрядами.
Снова ударил гром.
Лес озарила ярчайшая вспышка синеватого полупрозрачного пламени, деревья внезапно вспыхнули, как спички, пытавшиеся скрыться устройства взвились куда-то ввысь…
…Глубокий судорожный вдох. Максим проснулся мгновенно, открыл глаза.
За окном машины бушевала гроза.
Ветвистые молнии рвали мрак, освещая стены ближайших зданий.
Холодный пот струился по телу. Сердце молотилось как бешеное. Обрывки острых шоковых впечатлений таяли медленно, неохотно, словно сознание старалось удержать их, запомнить.
Вспышка. Раскатистый удар грома.
На миг показалось, что над городом кружит плотная стая сферических механизмов.
Голова разламывалась от боли, виски пульсировали, окружающие предметы двоились перед глазами.
«Нет! Я не мог заболеть!» – бесконтрольный ужас нахлынул приступом тошноты, – заражение мнемовирусом не оставляло никаких шансов, а первым симптомом заболевания были именно видения, бредовые, никак не связанные с реальностью, отражающие некую несуществующую действительность.
Боль в голове медленно отпустила. Он искоса взглянул на Шевцова, но тот сосредоточенно вел машину по безлюдным улицам пригорода. Вокруг царили сумерки, словно сегодня рассвет и не наступал вовсе. Тяжелые грозовые облака клубились над городом.
Максим коснулся сенсора стеклоподъемника. Холодный осенний ветер ворвался в салон, омыл лицо влажным, отрезвляющим прикосновением, снимая одурь кошмарного сна.
