- Не знаю, - Вика боялась признаться, что ей очень хочется вернуться домой, но обидно признавать себя побеждённой. - Как получится.
- А, по-моему, пора возвращаться, - сказал он. - Глупо ходить по улицам, когда у тебя есть дом. Хочешь ещё чая?
Вика помотала головой.
- Лучше покажи мне фотографии, - попросила она.
- Фотографии? Но у меня мало школьных.
- А ты не школьные покажи. Покажи свои детские, а?
Он удивлённо поднял левую бровь, вышел из кухни и вернулся с толстым, старым альбомом.
- Вот, - он протянул альбом Вике. - Только не понимаю - зачем тебе. По-моему, нет ничего скучнее, чем разглядывать чужие фотографии.
- Чужие, может быть, и скучно, - сказала она, вглядываясь в первую страницу, - а твои - нет. Это что, ты?
Он подсел поближе.
- Ну, вроде того. Я, только совсем маленький.
- Такой толстый и совсем блондин! - удивилась Вика. - Никогда бы не подумала!
- Да уж, - Влад провёл рукой по своим тёмным волосам. - Это я почернел от горя.
- О господи! - он перелистнула страницу и смотрела на рыдающего малыша. - Кто обидел эти глазки?
- А-а, это, - он усмехнулся. - Это я сам порвал свою любимую книжку и расстроился.
- Бедный, - сокрушённо покачала головой Вика. - Надо же так убиваться...
Они досмотрели альбом до конца, и Влад рассказывал о каждой фотографии. Вот они в Анапе, а папа обгорел, поэтому в такую жару в брюках и водолазке. А вот мама строит смешные рожицы, потому что папа её обманул - сказал, что закончилась плёнка. А вот и сам Влад - торжественный и с цветами - идёт в первый класс.
- Ну, а дальше я знаю, - ласково улыбнулась Вика. - Мы ведь знакомы с тобой тысячу лет.
Ему хотелось сказать, что нет, не было у них никакой тысячи лет. Только недавно она стала для него близкой и важной, а раньше он о ней и не думал, но он благоразумно промолчал.
- Ты был славным малышом, - сказала она, с нежностью глядя на него. Такой забавный!
Ей всегда нравились малыши. Ещё бы - они редко бывают по-настоящему противными, не то, что взрослые. Ей нравилось брать их пухлые руки в свои, нравилось слушать их несвязное бормотание, нравилось тормошить и тискать.
И теперь она сделала маленькое открытие - Влад тоже был маленьким. И у него тоже были формочки, и совочек, и слюнявчики. И ходил он нетвёрдо на своих крепеньких ножках, и лепетал что-то про "уронили-мишку-на-пол". И от этого открытия она почувствовала к нему щемящую, удушающую нежность, как будто он был её собственным, ещё не рождённым ребёнком.
- Ты лучше скажи, почему ушла из дома, - попросил он. - Какая муха тебя укусила? Какой бес в тебя вселился?
Сначала Вика молчала, не желая говорить правду. Потом отшучивалась, раскачиваясь на шатком стуле и сильно закидывая назад голову с блестящими волосами. А потом сбивчиво говорила совсем о другом и чертила на салфетке тошнотворные изгибы лабиринта, из которого никогда не выбраться.
Владу стало тревожно за неё, и вслед за этой тревогой пришло полузабытое воспоминание. Он вспомнил, как над ней смеялась вся школа, и он тоже. Всё оттого, что дома нужно было прочесть щемящий рассказ об утопшей дворняге, а она этого не сделала, и когда в классе стали читать вслух каждый по отрывку - ей достался тот самый - самый маленький и значительный кусок. Она волновалась, построчно отслеживая трагедию измученной закладкой, и старалась сдержаться, чтобы не заплакать, но ничего не вышло. Буквы вздрогнули и, взмахнув куцыми хвостиками, поплыли в унылом хороводе. Неумелая чтица была разоблачена, литераторша, конечно же, поняла, что домашнее задание не выполнено, и грозно провозгласила: "Все приличные дети дома отплакали!" Закраснело замечание в дневнике, и кобра, готовая к прыжку, замерла навытяжку в клеточке напротив урока литературы.
Вику утешал всяк на свой лад: кто советовал вырвать пару страниц из дневника, кто втискивал ей в руку размякший плавленый сырок, а кто просто ободряюще щипал. Но она не могла успокоиться, потому что Муму утонула навсегда, и не сто лет назад в Москве реке, а только что в её слезах на странице библиотечного учебника.
И вдруг это случилось. Как будто огромное, жаркое солнце спустилось на уровень его глаз и осветило всё вокруг. Внезапно он увидел её всю - от макушки до пяток, и не только увидел, но и понял. Ему открылась её тайна, её сокровенная сущность, недоступная для чужих глаз. Он понял, что вот, перед ним сидит не роковая блондинка, успешная, не знающая ни в чём отказа, а маленькая, испуганная девочка, которая хочет, чтобы её пожалели.
"Я знаю тебя, - захотелось сказать ему. - И поэтому люблю. Всё неизвестное пугает, но ты мне понятна, поэтому..."
Но, конечно, ничего такого он не сказал. Даже наоборот - посмотрел на часы и произнёс:
- Ты должна вернуться домой. Я тебя провожу.
И она послушалась. Ей нравилось, что он говорит так властно, как будто имеет на это право.
Все обманщики с виду такие милые и обаятельные
Если его не было в школе, всё вокруг становилось скучным, ненужным и противным.
Если он не предлагал проводить её после школы, ей казалось, что день потерян.
Если он не выражал желания её поцеловать, она целовала его сама.
"Я люблю его?" - спрашивала она сама себя. И искренне отвечала: "Нет, не люблю".
Любовь - это что-то совсем другое. Когда любишь, считаешь этого человека самым лучшим на земле; думаешь, что он самый умный и талантливый; хочешь провести с ним всю свою жизнь.
С любимым человеком всегда есть о чём говорить, с ним никогда не бывает скучно, потому что вы любите и ненавидите одно и то же.
А с Владом всё было иначе.
Она знала, что он - не Антонио Бандерас, и даже не Рики Мартин, а всего лишь Влад Ляпустин, её одноклассник. И нет у него никаких особых талантов, и умом он не блещет. А провести с ним всю жизнь - это вообще абсурд. Вика знала, что ей уготована какая-то особенная и необычная судьба. Если она и выйдет замуж, то за актёра, известного учёного или, в крайнем случае, за правителя маленькой африканской республики.
Да к тому же, и говорить с ним было почти не о чем. Особенно это чувствовалось в телефонных разговорах. По телефону непременно нужно что-то рассказывать, потому что телефонное молчание - особенно тяжёлое. Вика старалась изо всех сил, но он был очень немногословен - "да", "нет", "не знаю". Говорит, как на допросе, как будто всё время боится взболтнуть что-то лишнее.
А если всё-таки выведет его Вика на разговор о чём-то серьёзном, то они обязательно поспорят. Ему нравится наша музыка и песни на русском языке, а она их терпеть не может.
- Ну, как ты не понимаешь, на английском всё звучит совсем по другому, - говорит она. - Тексты на иностранном языке кажутся не такими тупыми.
