- Ну, мы больше не разговариваем, - она замялась. - И... ты не звонишь, и мы никуда не ходим... Продолжать?
- Нет, - он невольно улыбнулся. - Продолжать не обязательно.
- А я, между прочим, по тебе скучаю.
Сказала, и сама удивилась.
- Я тоже, - сказал он, и она довольно заулыбалась.
- Тогда почему?
- Потому что один из нас отвратительно себя вёл, - сказал Влад. - И говорил во всех отношениях неприятные слова.
- Так пускай он возьмёт эти слова обратно, - предложила Вика. - И тогда всё снова будет хорошо.
- А он согласен?
- А мы его и спрашивать не будем. Ты торопишься? - ей хотелось перевести разговор на другую тему, чтобы не пришлось извиняться, - этого никто не любит.
- Нет, - он автоматически снова посмотрел на часы и перевернул их циферблатом на запястье. - Теперь не тороплюсь.
Она радостно рассмеялась.
- В ответ на любой вопрос ты говоришь "нет". У тебя какая-то страсть к противоречию. Мистер Нет, вот ты кто.
- И вовсе нет, - сказал "нет" и сам ухмыльнулся. - Разве ты сама не чувствуешь, что слово "нет" звучит гораздо слаще, чем "да"?
Они хотели просто погулять, но ноги сами принесли их в "Капакабану", кафе неподалёку от школы.
- Всё-таки в "Капе" хорошо, - сказала Вика, откидываясь на спинку стула. Перед ней стояла чашка чая и блюдце с миндальным пирожным, перед ним - чашка кофе и бутерброд с сыром. - Многие говорят, что это - ужасное место из-за того, что здесь так накурено. А по мне - "Капа" лучше любого ресторана.
- А ты много раз была в ресторане? - спросил Влад.
Вика наморщила лоб, припоминая, и ответила:
- Ни разу.
Они рассмеялись, и прежняя обида разбилась вдребезги. Может, и остались кое-какие осколки, но их было так мало, и они казались такими безобидными...
Влад наклонился к ней и поцеловал рядом с губами.
- Опять кружится голова, - тихо сказала она. - Опять, как будто лечу на карусели. Интересно, так будет всегда?
Каждый из них задумался над этим страшным и сладким словом - "всегда". Никто не знает, что будет завтра, а уж давать друг другу обещания про "всегда" просто нелепо.
И вдруг она представила, что ей восемьдесят лет, и ему тоже восемьдесят, и что они сидят рядом - он с трубкой, она - с вязаньем, а у их ног возится с упавшим клубком пятнистый котёнок. А потом Влад наклоняется к ней и целует так же, рядом с губами, а она говорит ему: "Опять кружится голова. Опять, как будто лечу на карусели..."
- Ты меня любишь? - спросила она.
Знала, что не надо спрашивать. Знала, что такие слова не произносятся по заказу. Знала, что приходят они не из головы, и даже не из сердца. Эти слова спускаются к человеку прямиком с неба, и нашёптывают их крылатые ангелы с толстыми щеками. Но люди не видят ангелов, и потому принимают эти слова за голос своего сердца.
Знала, что лучше промолчать, но всё равно спросила:
- Ты меня любишь?
Влад посмотрел на неё с нежностью, но покачал головой.
- Нет? - спросила она упавшим голосом.
- На этот вопрос я буду отвечать только в присутствии своего адвоката, - попытался отшутиться он, но ей было явно не до смеха.
- Я дура, - с досадой произнесла она. - Я всегда всё порчу.
Он взял её руку в свою.
- Ты не дура, - другой рукой он накрыл её ладонь. - Ты просто хочешь всё и сразу, а так не бывает.
- Значит, не любишь?
Ей хотелось выяснить это прямо сейчас, потому что она чувствовала, что стоит на краю чёрной, зияющей пропасти, и ей нужно было знать - есть ли в нём отчаянье и смелость, чтобы броситься туда вместе с ней.
- Я такого не говорил, - улыбнулся он. - Давай, не будем об этом сейчас.
- Хорошо, не будем.
Она знала, что если хочешь быть с кем-то рядом, нужно учиться смирению, нужно иногда отступать. Нужно быть, как вода, а не как камень, потому что вода камень точит. Но как это трудно, - если б он только знал, - как трудно!
- Я даже про себя ничего толком не знаю. Ну, не могу понять, люблю или нет, - в приступе правдивости заговорила она. - Когда ты близко, мне кажется, что - да, а когда тебя нет рядом - совсем наоборот.
Он не перебивал, и было непонятно, что он чувствует - разочарование или обиду.
- Плохо, что я тебе всё это говорю? - испуганно спросила Вика. Они только что помирились, и она боялась неверным словом разрушить это хрупкое перемирие.
- Нет, очень даже хорошо. Мне нравится тебя слушать.
Она взяла его руку и приложила к своей разгорячённой щеке.
- Ты такой хороший, а я плохая, - сказала она. - Только не бросай меня.
Его испугал этот внезапный приступ самобичевания, и он ума не мог приложить, что он должен сказать в ответ. И от растерянности, от боязни сказать что-нибудь не то, он снова поцеловал Вику. В самые губы.
И это было самым лучшим ответом.
Самое главное - следовать своей судьбе
Она тихонько приоткрыла дверь палаты, и просунула голову в проём. Четыре кровати, две из них пустуют. На третьей - человек под капельницей, а на четвёртой...
Это был Виктор. И хотя она готовила себя к самому худшему, всё равно сразу его не узнала. И даже не потому, что он сильно похудел, и под глазами легли иссиня-чёрные тени, - выражение глаз изменилось до неузнаваемости. Вернее, это было отсутствие всякого выражения. Он смотрел в потолок - без мысли, без чувства, как будто был уже не здесь, а там, где всё человеческое теряет смысл.
Аккуратно притворив дверь, она прошла и села на край его кровати. Он не повернул головы, - то ли действительно не заметил её присутствия, то ли ему всё было безразлично.
- Здравствуй, - сказала Олеся и тут же спохватилась, потому что это слово здесь, в больничной палате звучало как насмешка. - Это я, Олеся.
Он не ответил, не повернул головы, ни один мускул не дрогнул на его лице, и она с ужасом подумала, что его лицо - белое, застывшее, с чёрными провалами глаз похоже на посмертную маску.
- Извини, что раньше не приходила, - быстро заговорила она, чтобы отогнать дурные мысли. - Я не знала. А как только узнала - вот, сразу сюда.
Он молчал. И это молчание было хуже всего.
- Не хочешь поговорить? - почти без надежды спросила она.
- Нет, - глухо ответил он.
Некоторые думают, что разлука делает людей совершенней, но это не всегда так. Виктор больше не чувствовал к Олесе ни нежности, ни тяги. Он больше не ощущал её близости: то ли у неё изменился запах, или это он утратил обоняние.
- Ну, ладно, - она поднялась, как будто собиралась уходить. - Не хочешь - не будем.
Она вышла из палаты и вернулась с влажной тряпкой. Лёгким движением протёрла его тумбочку, достала из сумки апельсины, груши, судок с клубникой, посыпанной сахарной пудрой, несколько глянцевых журналов и плеер.
- Это чтобы тебе не было скучно, - сказала она, раскладывая всё по местам.
