– У туалета я спать не буду!
Шилов еще раз глубоко вздохнул в свои пшеничные усы. «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его…»
– В туалетной комнате находятся только умывальник и принадлежности для умывания. Э-г-хм… все остальное – в уборной, как оно и должно быть. Давайте все пройдем по своим купе, там гораздо удобнее, чем в коридоре.
– Ну ладно, – с вызовом сказала Светочка Волкова, не желая сдавать позиции без боя, – тогда я пойду и переоденусь из этих гадских тряпок в нормальные вещи. Я надеюсь, здесь я могу ходить как нормальный человек, без этой идиотской маскировки? – полным неудовольствия жестом она обвела рукой свои юбку и жакет a la курсистка.
– Но, девушки… – раздался робкий протест жены Шилова, – я все же замечу…
– Ну что опять «девушки»? – слаженный дуэт Светы и Кати был ей ответом, – Надежда Васильевна, это у вас к амазонке положен передник. А у нас – не амазонки ваши, а нормальные человеческие брюки!..
Надежда Васильевна бессильно махнула рукой, смиряясь. В конце концов, «нормальные брюки» выглядели все же несколько поприличнее, чем лежащая в одном из баулов «школьная» юбка-плиссе – гордость Ани-Анжи. Взрослая девушка, которая могла бы уже и замужем быть, в детском матросском костюмчике нелепой бело-розовой расцветки… Неужели же и впрямь в будущем это будет многими считаться чудесным и привлекательным?
– Что это за станция? – Алексей Нечипоренко, подавив зевок, кивнул в сторону окна. Они с Зубатовым все время поездки просидели над папками с бумагами, заняв салон генерал-губернаторского вагона, – стол, и маленькие столики, и оба дивана – все было покрыто листами бумаги из папок. Машинописными листами из картонных папок. Зубатовский помощник лупит по клавишам пишущей машинки, как в чате треплется, – папироса торчит, пепел сыплется, только Ctrl+Z и F7 не нажмешь… «Корпеть над бумагами» – офигеть можно, раньше и не слышал такого – корпеть…
– Станция? – Зубатов мельком тоже посмотрел за окно. – А, это уже Тосна, пятьдесят верст до столицы осталось. Надо бы выпить еще чаю. Или кофе?
– Кофе, наверное, – юноша потряс головой, – а то я сейчас совсем усну.
– Тогда кофе. Илья Константинович, – Зубатов обратился к своему помощнику, – распорядитесь насчет кофе.
– Хорошо, Сергей Васильевич. У меня еще есть хорошие немецкие таблетки – коланин и новые, как там они называются… – зубатовский помощник порылся в маленьком саквояжике – а, вот, хероин, патентованное средство от кашля – и при усталости очень хорошо.
– А… а… – Алексей даже попятился от предложенной бутылочки, на мгновение теряя дар речи. – Нет, я лучше просто кофе выпью. Просто кофе, да. Или даже лучше просто чай.
– Замечательно. Тогда, Илья Константинович, чай и кофе. С лимончиком? С лимончиком.
Когда дверь за помощником закрылась, Зубатов внезапно сказал:
– А пойдемте-ка выйдем на балкон, покурим. Накиньте тужурку, там прохладно от ветра.
Первой мыслью было – «ох, ё… он же убитый…», – но затем Алексей все же вспомнил, что в салон-вагоне есть кормовой открытый балкон – и именно там они уже курили – в самом начале поездки, когда Зубатов только позвал его в великокняжеский вагон «немного поработать над бумагами». Он еще подумал тогда – блин, считаться главным в компании – это круто, если Шилову с женой отдельное купе положено, то и он, как главный, право на отдельное купе имеет… и Катя придет… Да, блин, размечтался…
Зубатов раскуривал сигару, не торопясь, сопел ею, скосив глаза на ее кончик, очевидно, он не спешил продолжать разговор. Потом все же решил говорить прямо, без обиняков:
– Алексей, вы человек отнюдь не глупый, я вам всецело доверяю и на вас рассчитываю. У меня к вам будет небольшая просьба. Постарайтесь объяснить вашим товарищам, что, м-м-м… скажем так, лучше всего постараться не упоминать в будущих разговорах при дворе несколько тем. Во-первых, это касается инсинуаций относительно Сергея Александровича, и, как это называют у вас, яоя. Без его поддержки у нас могут возникнуть большие сложности, и, кроме того, это все не более чем грязные сплетни, клеветнические наветы.
– А…
– Погодите. Во-вторых, – и это тоже очень важно – не стоит рассказывать анекдотов о покойном государе. Все эти фантазии о фляге за голенищем сапога – это все очень нам повредит, тем более что Мария Федоровна, вдовствующая государыня, обладает достаточной властью при дворе. Особенно это касается того, что я хотел бы обозначить как «в-третьих» – а именно германского влияния на государя через императрицу. Мария Федоровна и Александра Федоровна относятся друг к другу не самым лучшим образом, и если мы действительно хотим перемен для России к лучшему – нам потребуется поддержка Марии Федоровны для ограждения престола от германского влияния. Так что, никаких фляг в сапоге. Не надо пока также оглашать сведения о мистическом, да, именно мистическом, увлечении Александры Федоровны этим мужиком, о котором вы рассказали. И еще… – Сергей Васильевич опять посопел сигарой, – мне отнюдь не нужны обвинения в бонапартизме. Поэтому я вас очень прошу – воздерживайтесь от упоминаний о том, что лучшее управление для России есть президент – бывший руководитель Охранного отделения. Опять я запамятовал эту аббревиатуру…
Смятый и издерганный в руках платочек отлетел в угол, отброшенный Александрой. Она то порывалась подняться из кресла, сжимая руками его подлокотники, то откидывалась к спинке, прижимая ладони к щекам и совершенно не стесняясь слез. Николай смотрел на нее снизу вверх – он всегда смотрел на нее несколько снизу вверх – но сейчас он просто стоял подле нее на коленях и просил жену говорить тише, чтобы не разбудить новорожденную дочь, спавшую в соседних комнатах под присмотром мисс Игер.
– Аликс, я прошу вас, прошу вас… Побеспокойтесь же о себе, – голос его был умоляющим, – рождение Мари и так сильно повредило вашему здоровью…
– Ах, Ники, – лицо Аликс было красным и подпухшим, – что мне беспокоиться о себе, as well be hanged for a sheep as for a lamb[6]. Господи, ну почему же вы послали этих шестерых к этому гнусному чудовищу, князю Сергею? Ники, неужели же вы не видите, что мы для них словно бабочки на булавке? Если бы не те знания, что есть у них, – их бы давно следовало повесить. Вы видели их глаза, Ники? Они же нас всех уже давно убили!
– Аликс, я прошу вас, успокойтесь же… Я уверен, что когда больше поговорю с ними, то смогу понять их, смогу понять, что же мы сделали не так…
– Я сама скажу вам, что мы делали не так! Сколько раз я говорила вам, мой дорогой, что идеалом для вас должен быть Иван Грозный?! Вы должны править, как он! В этой стране иначе нельзя – ваш дед был слишком милостив, и его убили. Никто не смеет давать вам советы. Я уверена, что Сергей, испортивший жизнь моей сестры и позорящий семью, втайне подучивает их против нас. А ваша мать, она ведь всегда была настроена против нас с вами! Молчите, молчите! – прервала она попытку супруга возразить. – Я знаю, она всегда была против, с того самого дня, десять лет назад, когда мы встретились! И они явно что-то скрывают от нас, вы заметили, как они замолкли и начали оглядываться на князя Сергея и вашу мать во время второй встречи при вашем вопросе о сыне? Ольга, Татьяна и Мари совершенно здоровы, как они смеют говорить, что наш сын будет всю жизнь умирать? Я уверена, что в следующем году… – она зарыдала, теряя голос.
