Для Джеремии это было новшеством, и он спросил:
— Мы даем названия нашим костям?
— Конечно, — презрительно ответил Хевтар.
Кев укоризненно посмотрел на сына и сказал Джеремии:
— В каком-то смысле ты и сам это уже делал, — он кивнул на кости Джеремии. — Давно они у тебя?
— Некоторые уже много лет, — он взял деревянный брусочек. — Директор Дала подарила мне набор почти сразу, как я прибыл в Дал. — Он коснулся сапфирового кольца. — Некоторые мне подарили те, кого я знал… — Как тяжелы ему были восторг и радость, которые его друзья выражали по поводу его «небывалого счастья», когда для него это было катастрофой.
— Видно, ты им очень нравился, — сказал Кев, и в его тоне проскользнула непонятная нота, словно он не хотел верить собственным словам. — Расскажи мне о твоих костях. Ты связываешь их с какими-то людьми, местами, предметами, мыслями, понятиями?
— В некотором смысле.
Сознание Джеремии придавало цвет, текстуру, даже черты характера всегда и всему, начиная от простейших мысленных образов до абстрактных математических идей. А в Игре подобные ассоциации становились такими яркими, что кости словно обретали собственную жизнь. Кев указал на выложенные «фигуры».
— Пусть твои вступят во взаимодействие с нашими.
Джеремия приложил серебряный восьмиугольник к рубину Кева.
— Директор Дала.
Позади послышался смешок:
— Основной вариант?
Из-за спины Джеремии вышел седой человек и встал на колени. Он уравновесил опаловый диск на арочке Хевтара так, что остальные две кости оказались в тени диска:
— Министр Карна.
Рядом с Хевтаром сел рыжий человек, чуть старше Джеремии, и положил черный овоид вне тени опала:
— Директор Варза.
Они всегда вот так влезают в чужую Игру?
И тут Джеремии пришло в голову, что именно это и имел в виду Кев, когда обещал познакомить его с остальными калани. Через Игру.
Седого человека отличала изящная худоба и прямая осанка, обычная для коубейцев. Перехватив любопытный взгляд Джеремии, он представился:
— Сейвин.
Хотя он держался с вьясской сдержанностью, в нем не ощущалось неприязни, которую излучал мальчик.
— Ньев, — представился с улыбкой рыжий. Прямо-таки с дружеской улыбкой. — Добро пожаловать во Вьясу, Джеремия.
— Спасибо, — отозвался Джеремия.
— Итак, — Сейвин обвел взглядом кости, — продолжим?
— Есть только один выход, — проворчал Кев. Он уронил обсидиановый кубик на их сооружение, и оно развалилось. — Варз.
Ход был странный, но Джеремия понял, что имел в виду Кев. Карн и Варз, две самые мощные Цитадели на планете, десять лет воевали друг с другом. Сказать, что это ввергло Двенадцать Цитаделей в смуту, значило бы не сказать ничего.
Он был заинтригован и внимательно осмотрел кости. Могут ли люди, играя, воссоздавать историю? И накрыл мостом рассыпавшиеся кости так, что мост соединил кубики Карна и Варза. Потом сказал:
— Переговоры Карна и Варза после войны.
Сейвин кивнул ему. Они продолжали играть, и вскоре, по мере того, как взаимодействие между костями все более усложнялось, игроки перестали называть «фигуры». С таким вариантом игры Джеремия знакомился впервые. Никто не пытался взять верх друг над другом, соперничая в построениях. Наоборот, все вместе работали над единым построением, используя его для описания той войны.
Джеремия когда-то изучал ее историю. Однако вьясские игроки имели свой взгляд на самую знаменитую потерю в этой войне — гибель калани по имени Севтар. Джеремия знал, что Севтар погиб в последнем сражении, когда Варз напал на Карн, но только теперь уяснил, что война началась из-за Севтара. Карн и Варз вступили в войну за право на калани — и оба его лишились.
Когда партия завершилась, Джеремия откинулся, испытывая то приятное чувство, которое обычно охватывало его после чтения фундаментального исторического труда.
Сейвин одобрительно посмотрел на новичка.
— Ты быстро схватываешь.
— Спасибо. — Джеремия указал на конструкцию; занявшую не такую уж малую часть ковра. — И вы таким способом можете изложить всю историю?
— Не только историю, — ответил Сейвин. — Мы проецируем будущее, моделируем политические стратегии и определяем направление моды.
Джеремия потер подбородок.
— Похоже, вы здесь знаете все, что происходит в Двенадцати Цитаделях. Каким образом? Вы же никогда не покидаете Калании, и у вас нет каналов связи с теми, кто Снаружи.
— Я тоже думал, будто они знают все, — признался Хевтар, потеплевший к Джеремии. — Да только это не так. Даже папа с его тремя уровнями не может знать всего.
— Тремя уровнями? — Джеремия взглянул на Кева. — Это ведь указывает на число мест, где вы жили, верно?
— Не совсем, — сказал Кев. — Это указывает на Цитадели, в которых побывал игрок. — Он коснулся верхнего браслета на своей руке. — Первый мой уровень я провел в Аке. — Его пальцы погладили второй браслет. — Потом несколько лет в Варзе. — Его пальцы задержались на третьем браслете с наиболее богатой гравировкой. — Потом я переехал сюда.
Джеремия понимал, насколько выгодно привлекать в Калании игроков более высокого уровня. Когда игрок попадал в новую Цитадель, он приносил с собой знания, прежде известные только Директору и калани его прежней Цитадели. Так что новый его Директор получал политическое преимущество над прежним. Джеремия не сомневался, что стоимость таких контрактов возрастала неимоверно. Клятва также начинала обретать смысл, во всяком случае та ее часть, которая запрещала общение с теми, кто Снаружи. Это обеспечивало сохранение знаний, накопленных Каланией.
— Вы даете рекомендации Директору Вьясы, верно?
— Да, советы, — кивнул Сейвин. — О том, как распорядиться властью.
— Но Клятва обязывает вас полагаться только на знания из вторых рук, собранные с более высоких уровней, — указал Джеремия. — Разве это не снижает вашу эффективность?
— Как раз наоборот. — Сейвин покачал головой. — В этом наша сила.
— Мы практически замкнутая система, — добавил Кев. — Снаружи соприкасается с нашей Игрой только через Халь. Все сверх того — речь, чтение, письмо — вредит нашей работе. Воздействовать на Каланию можно, лишь воздействуя на ее Директора. Она должна владеть Игрой в совершенстве, чтобы противостоять тем, кто Снаружи, — например, другим Директорам, — которые тщатся повлиять на ее Каланию или внедрить туда своего соглядатая.
В уме Джеремии теснились новые идеи.
— Не согласитесь ли вы сыграть со мной еще партию? Мне хотелось бы испробовать еще кое-что.
