– Увидели их, когда облетали район острова. Баранов так рассчитал: если собака три часа назад вернулась – значит, они где-то тут, подле острова. Далеко их не унесло.
Подошел Грачев:
– А вы знаете, зачем они собаку ранили?
Все обернулись к нему.
– Хотели, чтобы она на станцию прибежала, дала бы знать, что они тут, близко. Нужно было переплыть полынью до берега. Собака не хотела уходить. Вот ее и ранили, чтобы убежала.
– Я сам об этом хотел рассказать, – перебил Костя. – Они ее пырнули ножом, вроде письмо послали: дескать, живы, близко. Вот их Баранов и нашел по обратному адресу.
– Но как вы сумели взять их на борт? – спросил Нетаев.
Костя посмотрел на него насмешливо.
– Помнишь, как нас навернуло в бухте при трех баллах?
Нетаев потер затылок.
– Потому Баранов вас и высадил. Не хотел с вами рисковать. Он уже решил садиться на воду в шторм.
– Вот этого я никак не пойму, – вставил Грачев. – Надо Баранова расспросить.
– Он и разговаривать об этом не станет. Не знаешь его? – возмутился Костя. – Я сам расскажу, как он это сделал. Видели сверху море, когда шторм? Оно все будто заштриховано.
– Да, да… я заметил, – вспомнил я.
– Это волны. Они бегут рядами. Каждая линия – гребень волны. Если такой гребень ударит лодку – гроб. При посадочной скорости – ей каюк.
– Как же Баранов?
– Сначала я сам ничего не понимал. Вижу, над самыми волнами идем. Пена на них такая… лохматая, серая. А Баранов выруливает, чтобы вдоль гребня идти. Ну и вырулил. Тут и я понял, что он делать хочет. Вижу, словно застыли под нами волны, остановились. По морю мы с ними с одной скоростью движемся… ну и перемещаемся, летим вдоль волны. Вот представьте, что вы вкось по перрону бежите, все время находясь против дверцы движущегося вагона. Так же и мы… Летим по морю вкось и все время над одной и той же волной. А волна здоровая, прямо как железнодорожная насыпь… Было бы волнение меньше – ни за что не сесть! А тут он сел прямо на гребень. Было где поместиться!
– Артист!
– Опустились мы на гребень без удара. Бить нас потом начало, когда мы потеряли скорость, с волны сошли. Ох, и било, ох, и качало… елки-палки! Думал, разобьет машину… Нет, ничего, сняли мы их с льдины. Крепко ребятки натерпелись. Глазам не верили, что мы сели… А в воздух поднялись вот как: подрулил Баранов севернее острова к двум ледяным полям. Между ними волнение уж не то было. Вот мы и взлетели.
– Теперь догоним «Седова»! – обрадовался Нетаев.
Потом мы увидели Баранова. Высокий, широкоплечий, прикрываясь полой куртки, он закуривал. Бросив спичку, обернулся и протянул знакомый кожаный портсигар.
– Закурим, – сказал он улыбаясь.
Папиросы брали все, даже я, никогда не куривший.
Кстати сказать, из-за ветра или от чего другого, но никто не закурил.
Папироса летчика Баранова до сих пор хранится у меня в память об Арктике.
На память об Арктике я подарю вам фотографию корабля, – сказал мне радист Грачев.
Я взял переданный мне снимок. Небольшой торговый пароход. На борту можно разобрать: «Дежнев».
Я знал, что Грачев побывал едва ли не на всех полярных кораблях.
– Вы плавали на «Дежневе»? – спросил я.
– Нет. Радистом на нем я не плавал. Но этот корабль мне особенно дорог.
– Почему?
– Это «Полярный Варяг».
– «Варяг»?
– Разве вы не слышали о знаменитом бое между торговым пароходом «Дежнев» и немецким бронированным военным кораблем?
Мне даже неловко стало – как мог я забыть! Я ведь даже видел картину какого-то художника, где нарисован этот бой с борта «Дежнева».
– Я мог бы нарисовать этот бой с борта немецкого рейдера, – сказал Грачев.
– С борта рейдера? – изумился я, поглядев на Грачева, но лицо его было серьезно.
– Всему миру известен этот случай у полярного острова, но никто, кроме меня да гитлеровцев, не испытал на себе силу дежневских снарядов.
– Об этом можно рассказать? – нерешительно спросил я.
– Отчего же… Об этом много писали. В «Двух капитанах» про рейдер этот тоже упоминается. А если хотите послушать очевидца, послушайте.
Время было напряженное, военное. Ходил я на небольшом кораблике, старом, заслуженном. Нет полярника, который не знал бы его имени. И я его любил, как родной дом любил. Мы обходили полярные станции, завозили полярникам продовольствие, оборудование, топливо… Вот как сейчас «Георгий Седов» делает, на который вы попасть должны…
Про рейдер германский мы ничего не знали. Слышали только, что иногда он пробирается на наши коммуникации. Встретились с ним, подлым, случайно, в таком месте, где корабли никогда и не плавают. Только наш кораблик и могло туда занести.
Туман как раз раздернуло. Видимость двадцать миль. На горизонте дымок. Что за чертовщина? Какой корабль мог тут оказаться? Запрашиваем по радио. Ответа нет!
Подошли немного ближе, смотрим… Вот те штука! Да это немецкий военный корабль. Вот он где крадется!.. Воспользовался, что в этом месяце в море льдов на редкость мало.
Расстроили мы подлецу всю его операцию. По радио о нем сообщили и стали удирать. Он за нами. Лед бы нас спас, да между льдом и нами – рейдер. Несемся на всех парах. Рейдер по радио велит нам лечь на дрейф. Ну, я бандиту этому по приказу капитана такое отстучал, что не знаю, как уж они там на свой язык перевели…
Гонка, сами понимаете, неравная. Стал рейдер нас снарядами накрывать. То перелет, то недолет. Потом ближе стали ложиться снаряды. Впереди «белое небо». Это лед на облаках отражается. Значит, близко льды.
Спешим мы ко льдам, а рейдер от нас уже милях в десяти. Вдруг меня в радиорубке так тряхнуло, что чуть зубы о приемник не вышибло. В корму прямое попадание. Надстройка вспыхнула. Стали тушить, а корабль ходу не сбавляет. Кочегары пар нагнали выше нормы.
Наконец лед показался. Никогда мы его с такой надеждой не ждали. Второе попадание в борт. Все!
Дым повалил, у меня в рубке дышать нечем. Капитан приказал шлюпки спускать. А лед близко, рукой подать. Ну хоть люди до него доберутся. У нас на борту женщины и дети были.
В рубке я один сижу… Капитан последние донесения в штаб передал, потом моряки радиограммы стали отправлять. Нельзя не передать. А дымище в рубке – слезы из глаз.
Всякие радиограммы мне давали. В общем правильные радиограммы. Только один морячок у нас не выдержал. Велел жене передать, что погибает и пусть, мол, она сына в море не пускает. Я передал… да не очень точно.
Паренек у него хороший. Он в мореходном училище теперь в Архангельске учится.
