Эндер кивнул:
— Это очень похоже на Питера.
— Смешно, правда? Питер смог спасти миллионы жизней.
— В то время как я погубил миллиарды.
— Я хотела сказать вовсе не это.
— Так, значит, он хочет использовать меня?
— У него есть виды на тебя, Эндер. Если ты вернешься, то он откроет себя широкой публике, выйдя встречать тебя перед тысячами телекамер. Старший брат Эндера Виггина, являющийся к тому же великим Локком, архитектором мира. Стоя рядом с тобой, он будет выглядеть достаточно зрелым. И внешнее сходство между вами сейчас куда больше, чем прежде. После этого ему будет достаточно просто одержать верх.
— Почему ты остановила его?
— Эндер, ты не был бы счастлив, если бы навсегда стал пешкой в руках Питера.
— Почему? Я все время был чьей-нибудь пешкой.
— Я бы тоже не смогла. Я показала Питеру собранные мной материалы, которых хватило бы для того, чтобы убедить широкую публику в том, что он является патологическим убийцей. Там были цветные изображения истязаемых им белок и видеозаписи с твоего монитора, показывающие, как он обращался с тобой. Для сбора этих материалов потребовались достаточные усилия, но зато, увидев их, он захотел дать мне все, что я потребую. Я потребовала твоей и моей свободы.
— Это вовсе не мои представления о свободе — жить в доме убитых мной людей.
— Что сделано, то сделано, Эндер. Их миры теперь пусты, а наш переполнен. И с собой мы можем принести то, чего их миры никогда не знали: города, полные людей, ведущих свою собственную, личную жизнь, любящих и ненавидящих каждый по-своему. На все миры чужаков существовала всего лишь одна-единственная история. Когда мы окажемся там, то каждый из миров будет полон своими историями и каждый день эти истории будут иметь другой конец. Земля принадлежит Питеру. И если ты не отправишься со мной, то он получит тебя и будет использовать до тех пор, пока ты не пожалеешь, что родился. Ты имеешь лишь один шанс избежать этого.
Эндер ничего не ответил.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я так же, как Питер или Грэфф, или кто-нибудь другой, пытаюсь управлять тобой.
— Это пришло мне в голову.
— Добро пожаловать к людям, Эндер. Никто не волен сам управлять своей жизнью. Лучшее, что ты можешь сделать, — это позволить управлять собой хорошим людям, людям, которые любят тебя. Я здесь вовсе не потому, что я хочу стать колонисткой. Я здесь потому, что всю свою жизнь я провела в компании брата, которого ненавидела. Теперь у меня есть шанс побыть с братом, которого я любила, пока еще не стало поздно, пока мы еще не перестали быть детьми.
— Для этого уже слишком поздно.
— Ты неправ, Эндер. Ты думаешь, что ты взрослый и уставший, и тебе все опостылело, но на самом деле в душе ты еще ребенок, точно так же, как и я. Мы можем хранить это от всех в секрете. И когда ты будешь управлять колонией, а я писать статьи по политической философии, то никому не придет в голову, что по вечерам мы прокрадываемся в комнаты друг друга и играем в догонялки или устраиваем подушечные бои.
Эндер рассмеялся, но обратил внимание на ее слишком легко произнесенные слова. Они явно не были сказаны просто так.
— Управлять?
— Я — Демосфен, Эндер. Я ухожу с большой помпой. Будет публично объявлено о том, что я настолько привержена идее колонизации, что лично отправляюсь на первом звездолете. Одновременно с этим Министр колонизации, бывший полковник Грэфф, объявит о том, что звездолет поведет великий Майзер Рэкхэм, а губернатором колонии будет Эндер Виггин.
— Могли бы поинтересоваться и моим мнением.
— Я сама хотела спросить его у тебя.
— Но ведь это уже решено.
— Нет. Объявление будет сделано завтра, если ты примешь предложение. Майзер дал согласие несколько часов назад. Я виделась с ним на Эросе.
— Вы объявите всем, что Демосфен — это ты? Четырнадцатилетняя девчонка?
— Будет сообщено только то, что Демосфен отправляется вместе с колонистами. Пусть желающие узнать побольше посидят следующие пятьдесят лет над списками пассажиров, пытаясь понять, кто же из них был великим краснобаем Эпохи Локка.
Эндер рассмеялся и помотал головой:
— Ты действительно умеешь веселиться, Вэл.
— Не вижу причин, по которым я не могла бы этого делать.
— Ладно. Я еду. Возможно, даже губернатором, если вы с Майзером станете мне помогать. В настоящее время мои способности несколько недоиспользуются.
Она завизжала и крепко обняла его, ничем не отличаясь от обычной девочки-подростка, которая только что получила от своего младшего брата подарок, о котором давно мечтала.
— Вэл, — сказал Эндер. — Я только хочу, чтобы ты уяснила одну вещь. Я еду не из-за тебя. Я еду не для того, чтобы быть губернатором, или оттого, что мне скучно здесь. Я еду потому, что я знаю чужаков лучше, чем кто-нибудь другой, и, быть может, оказавшись там, смогу еще лучше их понять. Я отнял у них их будущее, и единственное, чем я могу хоть как-то воздать им, — это узнать все, что можно, об их прошлом.
Путешествие длилось долго. К его концу Вэл кончила писать первый том истории войн с чужаками и передала его на Землю по мгновенной связи под именем Демосфена. Отношение к Эндеру среди пассажиров изменилось к лучшему. Если вначале они поклонялись и льстили ему, то, узнав его, они начали относиться к нему с любовью и уважением.
Он много работал над переустройством нового мира, управляя колонией не столько при помощи указов, сколько при помощи убеждения других и отдавая, как и все, огромное количество сил на создание замкнутой, самоподдерживающейся экономики. Но, по всеобщему мнению, его самой важной работой было изучение того, что осталось от чужаков, его попытки найти в их строениях, машинах, запущенных полях что-нибудь, что могло бы оказаться полезным, чему могли бы научиться люди. Здесь никогда не было книг — чужаки в них не нуждались. Все хранилось в их памяти, любое явление четко описывалось словами в тот самый момент, когда о нем вспоминали, и когда чужаки погибли, то все их знания погибли вместе с ними.
И все-таки что-то осталось. По прочности крыш над амбарами и стойлами для скота. Эндер понял, что зимы будут суровыми и многоснежными. По оградам с торчащими наружу заостренными кольями он узнал, что здесь есть животные, которые могут потравить посевы или напасть на скот. Изучая мельницу, он установил, что длинные, с отвратительным вкусом фрукты, зреющие в заросших садах, сушились и перемалывались для употребления в пищу. А по заплечным мешкам, которые когда-то использовались для того, чтобы взрослые могли носить с собой в поле малышей, Эндер понял, что хотя в чужаках и было мало индивидуального, но они все равно любили своих детей.
Прошли годы, жизнь наладилась. Колонисты жили в деревянных домах и использовали туннели города чужаков в качестве складов и заводских помещений. Теперь колонией управлял Совет, а исполнительную власть избирали, поэтому Эндер фактически оставался только судьей. Наряду с благожелательностью и сотрудничеством здесь случались ссоры и преступления. Здесь были люди, которые любили друг друга, и были люди, которые не любили никого. Это был мир людей. Они уже не ждали с таким трепетом, как раньше, передач, принимаемых по мгновенной связи, и имена, пользующиеся на Земле славой, мало что значили для них. Единственным именем, которое они хорошо знали, было имя Гегемона Земли, Питера Виггина. Единственными известиями, которые доходили до них, были известия о мире, о процветании, об огромных звездолетах, покидающих гавань Солнечной системы, уходящих за Кометный Пояс и засевающих миры чужаков. Вскоре в их мир прибудут новые колонисты, скоро и в мире Эндера у них появятся соседи, которые уже преодолели половину пути. Но это никого особо не волновало. Когда новички будут здесь, то им помогут и научат их тому, что знают сами, но сейчас в жизни имело значение только, кто на ком женится и кто болеет, и когда в этом году наступает пора сева, и почему я должен платить ему, если теленок умер всего через три недели после того, как я его взял.
— Они стали принадлежать пашне, — сказала Вэлентайн. — Никого больше не интересует, что Демосфен посылает сегодня седьмой том своей истории. Никто здесь не будет его читать.
Эндер нажал на кнопку, и на экране появилась следующая страница.
— Очень глубокое замечание, Вэлентайн. Сколько еще томов появится, прежде чем ты доберешься до конца?
— Только один. История Эндера Виггина.
— И что ты будешь делать? Подождешь, пока я умру, а потом начнешь писать?
— Нет, я просто начну писать, а когда доберусь до того дня, о котором пишу, то кончу.
— У меня предложение получше. Кончи сразу после последней битвы. Ничто из того, что я сделал впоследствии, не стоит письменного пересказа.
