Она молчала.
— Ари, ты слышишь? — Я наклонился еще ближе и постарался разглядеть ее глаза. — Ари, ты идешь со
мной?
— Я не брошу тебя, — раздалось еле слышно. Я опешил от таких слов, но думать было некогда, я сразу поднялся. Ари встала следом.
— Значит, смотри! — сказал я. — Как только ныряем, задерживай дыхание. Нужно будет надолго задергать, приготовься! Черт знает, сколько времени нас будет засасывать. Но ты не бойся! Я буду держать тебя, мы будем вместе. И я помогу, если что. Ты поняла? Не бойся, я тебе помогу! — Я говорил и был абсолютно уверен, что и сам выживу в вонючей жиже, и Ари спасу. Я ощущал, что это будет очень просто: не дышать, ориентироваться в липкой трясине, помогать Ари. Так же легко, как сходить в магазин, вынести мусор, поиграть в волейбол. Понятное и несложное действие, не требующее почти никаких усилий. В глубине души пищало сомнение, что это ненормально, так не бывает, и мне хотелось подумать и разобраться, почему, но не было времени: парящие над полем цистерны могли улететь с минуты на минуту. Я вдруг вспомнил, как бежал вниз по ступенькам: будто это происходило дома, в подъезде, а не во мраке гигантского сооружения.
Мы шагнули вперед и вышли из башни. На узкой полоске вокруг нее еще сохранялась твердая земля, но кроссовки уже безвозвратно утонули в теплой, почти горячей жиже. Она была горячая! Затекала меж пальцев ног, пропитывала носки и джинсы. Ливень ударил по лицу тяжелыми каплями. Резкий, как хлопок, ветер рванул в сторону. В нескольких метрах от нас заизвивался ослепляющий ствол молнии, с шипением утонул в глубине биомассы. Ари вцепилась в меня изо всех сил. В мертвой вспышке я увидел впереди нас болтающуюся толстую кишку. Она с чмоканьем поглощала взбухающее варево. В воздухе висел огромный черный гриб.
Ари вдруг сама потянула меня вперед. Земля ушла из-под ног. Мы плюхнулись в обжигающую смесь.
Прозрачная, светло-голубая вода казалась невесомой. Я не мог понять, в чем дело. Создавалось впечатление, что она раза в два жиже, чем вода на Земле. Падала с пальцев, исчезала, проходила насквозь через ткань и никак не желала отмывать со штанов впитавшуюся грязь ржаного сусла.
Осторожно приютившись на песчаном берегу, я пытался стирать джинсы и замучился вконец. Тер песком, тер штанину о штанину, — полупрозрачные разводы медленно расплывались в воде причудливыми завихрениями, растворялись, но грязи меньше не становилось. Джинсы оставались последней нестираной частью одежды, и сил на них не оставалось.
Через пять минут я плюнул и разложил измученные брюки на берегу. Сам прилег на песок, опасливо подтянув ноги. Я никак не мог привыкнуть, и каждый раз сердце чуть замирало, когда взгляд уходил вперед, в Даль моря. Чуть дальше от берега поверхность воды начинала спускаться вниз, плавно, всей прозрачно-голубой массой. Будто не море, а горный склон. Вдобавок меня не оставляло ощущение, что я нахожусь на внутренней поверхности шара. Дальний край пространства заворачивался вверх, далекий горизонт изгибался дугой, терялся в белой дымке, и что там дальше — не хватало фантазии представить.
А фантазия в этом месте пригодилась бы. Помимо изогнутого моря здесь отсутствовало небо: ощущать прямо над головой толщу блеклого желтого марева — ощущение не слишком приятное. У берега еще ничего, можно вынести, но стоило отойти в глубь суши, как начинало звенеть в ушах. Казалось, что сверху давит пресс, и он вот-вот да и опустится вниз, придавив к серой земле, покрытой всклоченной коричневой порослью хрен знает чего. Окружающее пространство превращалось в жуткую комнату, сплюснутую сверху и снизу. Я пробовал подпрыгнуть и нащупать вытянутой рукой, что же там вверху, но там было пусто, и желтая мгла не оставляла даже влаги на ладонях. Что интересно: над морем марево не уходило вниз, вслед за водой, а, наоборот, поднималось вверх, постепенно размываясь в белесый туман. Будто здешний бог схватился могучими руками за небо и море — и отодрал их друг от друга, одновременно приплюснув небо к земле материка.
Волны, не обращая внимания на законы физики, мерно накатывали снизу вверх на берег, мгновенно исчезая в песке. У самого берега уклон был небольшой, но сюрреалистичность происходящего завораживала. Когда я впервые увидел огромную массу спокойной воды, уходящую вниз, тело непроизвольно наклонилось вперед, голова закружилась, и я шлепнулся на песок, в жутком страхе кувыркнуться туда вниз. И хотядюд ногами находилась стандартная земля, притягивающая точно куда надо, только сидя на заднице получалось ощущать устойчивость и безопасность.
Вода щекотала пятки, и я неторопливо потирал ступней о ступню, отскребая оставшиеся на коже пятна. Вымыться я, конечно, вымылся, но заходить дальше чем на два метра в это катастрофическое море было выше моих сил, и поэтому пришлось плескаться на мелководье. Ари оказалась намного смелее меня и вдоволь наплавалась. Всю ее усталость и апатию будто рукой смахнули. Придя в себя после перелета, она излучала радость и оптимизм, будто ничего не было и будто ничего не будет. Хотя то, что мы выжили, было совершенно невероятно и являлось достойным упоминания в священных книгах. Ну а про то, что с нами случится дальше, даже священные книги не знали.
Предположи я, что летающие сборщики браги прилетели с другой планеты, хрен бы я полез внутрь. Максимум, на что я рассчитывал, — что нас доставят на местный пивоваренный завод, километрах в десяти от башни, где я представлюсь тамошнему технологу и попрошу доставить меня к мэру города для дипломатической беседы. Но оказалось, это слишком мелкий масштаб. В космосе все сложнее: злаки тут выращивают на одной планете, а этикетки на бутылки клеят на другой. И то время, пока летающий гриб находился в пути, мы с Ари провели закупоренные в герметичном баке среди пустоты космического пространства, подвешенные в вонючей жиже, как жуки в спирту. И я не умер.
И эта мысль не оставляла меня теперь. Там, на стерильной планете, я уже знал, что случилось, но не было времени подумать и осмыслить. Теперь же, валяясь на колючем песке перед просевшим океаном, я начал осознавать.
Не знаю, сколько времени летел корабль. Может быть, всего минут десять? Хотя нет, конечно, намного дольше. Начиная с первого мига, когда мы нырнули в брагу и горячая жижа ударила в нос, в глаза, затекла в Уши, и потом, мгновение за мгновением, одна секунда за другой, когда время словно превратилось в песок пустыни, я откладывал песчинку за песчинкой, отсчитывая срок своей жизни.
