что-то сказать, он спросил:
— Вы родственник Михаила Игнатьевича Перерепенко? Номер вашего коммутатора был записан на его водительских правах.
Меня сперва прошил мороз, а потом кинуло в жар.
— Что с ним?
— Влетел под грузовую фуру на развязке. Мне жаль…
Он отвёл руку в сторону — и я увидел эргомоб Михася, разбитый вдребезги. Его передней части уже не существовало, от неё остались только осколки пластика и искорёженное кресло, пропитанное кровью.
Михась водил профессионально. Лучше нас всех. Он умел управляться с любым созданием разума, которое быстро ездит, он был специализированный эксперт по транспорту — и с шедийским дисколётом бы справился, не говоря уж о такой тихоходной, простой и будничной штуке, как эргомоб.
Но нельзя же было устроить здоровому тридцатилетнему парню, каждые два месяца подтверждавшему на медкомиссии пилотский допуск, сердечный приступ! И тело забрать не выйдет: Рома был одинок, у Михася — Алёна, дети…
Я скинул вызов. Мне хотелось выть.
Мы — чужие. Нам не доверяют. С нами — по закону военного времени.
Вадим дал мне отдышаться. Бэрей стоял рядом с ним, прижав его ладонь к своему лицу, — «мне плохо, Старший, мне больно!» — и Вадим гладил его по голове.
Я разлепил губы:
— Гудвин, до Саида надо добраться раньше спецов. Давай убьём его сами, а?
Бэрей поднял голову, взглянул потрясённо. У Вадима приоткрылся рот:
— Веня, ты спятил?
Я мотнул головой.
— Мы работали с «Барракудой», — сказал я. — У нас есть страховочное мясо, клонированные наборы запчастей на крайний случай. И я организую труп Саида этим гадам.
И Гудвин печально улыбнулся:
— Да, золотко, узнаЮ: ты — мой студент.
* * *
Получилось так, что Саид вдохнул закиси азота, когда узнал, что на Океане Втором началась война. Нас смущали только ладони клона: даже при идеальном клонировании отпечатки пальцев выдают подделку. В итоге мы их сожгли: изобразили, что «Саид» умирая, упёрся ладонями во включенный обогреватель, случайно вывернув подачу тепла на максимум. Коль спецы вели себя с нами, как чужие, мы и инсценировку устроили, как для чужих: аккуратно и точно, не подкопаешься.
Так вышла небольшая фора, которая позволила нам кое-как собраться.
Саид невесело шутил, что с веселящим газом, в сущности, была неплохая идея: его отец умер, Рашида с младшим сыном остались на Океане Втором, и никто не знал, живы ли они, старший сын работал на Шеде, дочь с мужем — на Океане Третьем, и с ними тоже не выходило связаться. Из депрессии Саида тянуло только чувство долга.
Чтобы провести его в Космопорт, нам пришлось изрядно повозиться — но контроль обмануть проще, чем спецов. Живого мертвеца тут никто не ждал — хватило обычного биопластового грима и линз, имитирующих чужую сетчатку глаза. Так мы вытащили и остальных наших, которые работали на территории Федерации, и даже успели выдернуть кое-кого, кто работал на океанских станциях — прихватив на всякий случай и штатников, которые попали бы под тот же пресс, потому что слишком много знали. Мы надеялись так же вытащить и уцелевших шедми, но при всём мастерстве наших гримёров превратить ребят в людей не удалось: на контроле сработали бы термодатчики, а нагреть шедми до нашей температуры означало — убить.
Мы решили, что их попробует прикрыть Вадим. А у меня до отлёта оставалось только два дела.
Я поговорил с Алесем. Алесь до войны работал на армию, — у него было несколько переводов, заказанных спецами, — и я надеялся, что ему можно поручить мою уцелевшую этнографическую группу. Потом выяснилось, что я оказался прав.
А перед самым отлётом я назначил встречу Вите Томилину — и поставил на запись собственную камеру слежения, которая испокон веку вживляется в глаз всем, работающим с чужим разумом вне Земли.
Он здорово удивился; видимо, спецы уже знали, что я сматываюсь с Земли в дикий мир, интересный только биологам и этнографам, то есть выхожу из игры. Я намекнул, что у меня есть кое-какие особые сведения, которые некому передать. Он пришёл на встречу в тихое, но надёжное местечко: в кафетерий Космопорта.
Очень симпатично выбрано: ни мне, ни ему нельзя было пронести сюда огнестрельное оружие — да и холодное весьма сложно скрыть от детекторов. Шпиономания в действии… Но Томилин не учёл нашей этнографической специализации: он до Шеда работал на Шиенне, а я — на Нги-Унг-Лян. Нги кое-что смыслят в оружии.
У меня была шпилька из шипа пустынника, растущего в предгорьях Лосми, пропитанная ядом прыгунов. Кроме прочего, этот яд вызывает у людей паралич гортани, так что позвать на помощь Томилин не смог бы при всём желании. Нги умирает от этого яда минут пять — человеку хватило двух.
А на помощь я сам позвал. Выходя из кафетерия, сказал баристе, что вон там, в беседке из олеандров, человеку, кажется, плохо. И пошёл встречаться с Самойловым, чтобы дать ему инструкции на ближайшее будущее.
А Юл ещё спрашивает, почему я ему наврал…
Уже в звездолёте я скинул запись со своей камеры в запароленную директорию Вадима, с комментарием: «Гудвин, прокрути это тюленям. За предательство доверившихся вмерзают в лёд».
Когда я улетал с Земли, мы ещё надеялись, что начинается локальный конфликт, который за пределы Океана Второго не выйдет. Соотечественники позарились на чужую интересную колонию — бывает… Но уже в дороге пришла информация о том, что наши нанесли массированный удар по Океану Первому и Океану Третьему, а до кучи случилось серьёзное столкновение около шедийской исследовательской станции в районе М-97899 — и стало ясно: никакая это не колониальная стычка. Настоящая война.
Осмелились.
Наши нашли себе противника в космосе — вот что я тогда думал. Всё спланировали и рассчитали, сыграв начало войны, как по нотам. Надеются на скорую победу.
Всё разумно, если подумать. Нги-Унг-Лян, Шиенна, Солар — не тот уровень развития, чтобы с ними всерьёз силой меряться. Ахон нам не противник, да и делить с ними нечего; по сути, они технологически уже до нас не дотягивают. Кунданга — наоборот: они уже несколько столетий в Галактическом Союзе, мы для них варвары. К тому же в их радиоактивном тяжёлом мире людям делать нечего — и колонии у них такие же, для нас непригодные. Их самих многие важные господа из большого начальства откровенно побаиваются. Фья-Скоу… их бы ещё понять сначала.
Шед — другое дело. Гуманоиды. Примерно равные технологически. Для жизни им подходит то, что с лёгкими оговорками и нам подошло бы. Вдобавок, довольно быстро вооружились, — нельзя сказать, чтобы пацифисты, — и мы, люди,
