— Но мы же помрем с голоду, если будем просто сидеть и ничего не делать.
— Не думаю, чтобы они позволили нам помереть с голоду, кем бы они ни были. Если они пустили нас к себе, значит, позаботятся о том, чтобы мы остались живы.
— Если мы им так уж нужны, почему они не помогли нам раньше?
— Если честно, — сказал Улисс, — они нам вообще не помогли.
Надо же — только сейчас до него дошло. До сих пор он, похоже, все надеялся, что мертвецы, плавающие над землей, наблюдая за болью и страданиями живых просто потому что им, в смерти своей, не остается ничего другого, помогут лично ему просто потому, что он такой хороший…
— Я все думаю, почему, — продолжал он, — почему они не вмешались… может… не доверяют нам? Или до сих пор не доверяли, раз уж теперь пустили? А сейчас мы проходим последнюю проверку, последние испытания?
— Перед чем?
— Перед тем, как… познакомиться с нами поближе.
— Что-то вроде того, как вы познакомились с нами? Когда прилетели?
— Да… мы же тоже какое-то время наблюдали за вами перед тем, как поставить свой лагерь. Надеялись узнать побольше… хотя ничего хорошего из этого, как видишь, все равно не получилось. Впрочем, — печально добавил он, — у нас другого выхода все равно не было.
…Время шло, но вокруг нас ничего не менялось —. казалось бы, рано или поздно ночь, окружающая нас, должна была смениться рассветом, но небо оставалось таким же глубоким и черным, и по нему продолжали медленно ползти шары и полумесяцы.
Я спросила:
— А дальше что? Он ответил:
— Ума не приложу. Подождем.
Вновь потянулось время — непонятно, сколько, потому что небо тут так и не менялось. Вернее, менялось, но по-другому, не так, как снаружи.
Трава была теплой и мягкой — настоящая такой не бывает.
Я сказала:
— Я есть хочу.
— Потерпи, — ответил Улисс, — рано или поздно они проявят себя. Не будем же мы сидеть тут вечно?
— А если будем? Что для мертвых время? Его у них полным-полно. А мы, пока тут сидим, сами помрем — вот тогда, может, мы для них сгодимся.
— Это просто суеверие.
— Суеверие! Как же! Сам видишь, это же загробный мир — вечная ночь и все такое.
— Да это просто иллюзия, — терпеливо сказал Улисс, — картинка. Но я бы и сам хотел, чтобы они предприняли какие-то более активные действия.
Он стукнул по земле ладонью.
— Проклятый симулякр!
И тут же отдернул руку и стал разглядывать палец, на котором выступила крохотная капелька крови.
До сих пор мне казалось, что насекомые тут не водятся, но мало ли… Я спросила:
— Кто-то тебя укусил?
— Нет, — сказал он, — похоже, у меня взяли кровь на анализ. Мы в лаборатории. Непонятно только, зачем было оборудовать ее с такой роскошью.
— Что это значит?
— Нас исследуют, — пояснил он, — возможно, сканируют… просвечивают… биохимия, физиология, все… полагаю, мы находимся сейчас в замкнутом помещении. И очень небольшом. Впрочем, не знаю, чем оно замкнуто — скорее, полями, чем стенами. И зачем-то сохраняется иллюзия простора… Поражаюсь — как они свободно расходуют энергию на такие вот прихоти.
— На что же им ее еще расходовать?
Он задумался. Потом расстегнул карман своего комбинезона (удобная штука эти карманы, не понимаю, почему наши до них не додумались) и извлек оттуда какую-то плоскую коробочку, величиной с ладонь.
— Знаешь, что это такое? — спросил он.
— Коробка? Предмет?
— Нейтрализатор. Мы пользовались такими, чтобы открывать проход в защитном поле вокруг лагеря — там ведь тоже было что-то в этом роде, помнишь? Надеюсь, он не разряжен. Погоди…
Он провел по земле коробочкой, и на ней вдруг вспыхнул желтый огонек и замигал часто-часто. Я уже привыкла, что все их Предметы либо пищат, либо мигают, но на всякий случай спросила:
— Что это он?
— Тут кругом силовые поля. И очень мощные. Возможно, у них даже индивидуальная силовая защита — иначе я бы их почувствовал.
— Кого?
— Хозяев этого… корабля? Жилища? В общем, этих твоих…
— Не понимаю, как их можно чувствовать…
— Ты же ощущаешь тепло или холод… Примерно так… Впрочем, что толку…
Уж не знаю, коробочка ли эта была виновата, или оно само так случилось, но небо вдруг изменилось — оно даже не переменило цвет, но в нем вдруг открылась дыра и оттого стало видно, какое оно на самом деле низкое. В дыре клубился какой-то туман, а в нем плавали огромные светящиеся коконы — на миг мне показалось, что внутри одного из них мелькнули смутные очертания человеческой фигуры.
Дыра была небольшая, и края ее уже начали расплываться и стягиваться, когда Улисс, сказав мне: «Быстрее!», пригнул голову и нырнул в нее. Я полезла за ним — страшно было оставаться одной в этом странном месте, впрочем, новое место оказалось не менее страшным. Под ногами у нас не было никакой опоры, тем не менее, мы никуда не падали, словно что-то снизу выталкивало нас на поверхность, как выталкивает вода плывущего человека. Все здесь было размыто, расплывчато, никак, лишь откуда-то доносилась странная повторяющася музыка — все время одно и то же, одно и то же, словно она ходила по кругу. Предмет в руке Улисса начал пищать. Улисс обернулся ко мне.
— У них какой-то мощный источник энергии, — сказал он, — вот если бы…
— Если бы — что?
— Они могли бы нам помочь…
— Чем помочь?
— Поднять наш корабль… Такие потрясающие технологии, даже не верится!
— Мертвые владеют очень сильной магией. Они могут все.
Он усмехнулся.
— Закон Кларка.
— Чего?
— То, что тебе кажется магией, на самом деле высокоразвитая технология. И наверняка они могут многое, но не все.
— Они могут все, Улисс. Но ничего не делают. И не станут делать.
— Не думаю. Если они достигли такого могущества… они просто не могут быть тупыми, равнодушными скотами. Чем выше интеллектуальное развитие…
— Знаю-знаю…
Он порою и сам чем-то напоминает этих мертвых — твердит одно и то же.
— Они никому не помогают именно потому, что они очень сильны, Улисс. Это же понятно.
Он забеспокоился — похоже, висеть в пустоте ему тоже надоело и он наугад направил этот свой нейтрализатор — ближайший кокон вдруг резко вильнул в сторону. Я сказала:
— Он там, внутри.
— Сам вижу, — сердито ответил Улисс. Потом повернулся к зависшему чуть повыше нас кокону и сказал:
— Послушайте… Я обращаюсь к вам от имени тех, которых… которые…
Выглядело все достаточно глупо, он, вероятно, сам это почувствовал, потому что сбился и замолчал. Потом вновь обернулся ко мне:
