И милая Наташенька с аппетитом отхлебнула сразу с полчашки чая и вцепилась белыми зубками в толстый ломоть ветчины, решив, что с нее рассуждений хватит.
Никита повернулся к Елизавете Второй, ища моральной поддержки, но та задумчиво изучала кусок кекса и его ищущего взгляда не заметила.
Молча и торжественно тянулось ночное чаепитие. Никита все ждал, что вот-вот в дом ввалится очередной абориген, желающий определить основную константу своего характера, но аборигены не появлялись, хотя времени было всего половина третьего, а значит, до контрольного часа оставалось еще немало. Ведь зеркало, насколько помнил Никита, работало до четырех… неужели и вправду любители сельдерея почувствовали, что зеркала больше нет? Что-то не верится…
— А ты поверь, — посоветовала ему Лиза-дубль, и милая Наташенька поддержала соседку:
— Поверь, уж они такие.
— Нет, с меня хватит… — пробормотал он и, торопливо встав, вышел из дома, чтобы подышать свежим воздухом и привести в порядок растрепавшиеся мысли.
Он сел на ступеньку перед дверью, и тут же рядом с ним очутилась мадам Софья Львовна, просочившаяся из темноты. Она бесцеремонно влезла к нему на колени, не обращая внимания на то, что Никита закурил (но ведь мадам не любит табачного дыма…), пристроилась поудобнее и громко замурлыкала.
— Ты чего? — удивленно спросил Никита. — С чего вдруг такие нежности?
Мадам, не обратив внимания на фамильярное обращение (может быть, в деревне, вдали от цивилизации, она готова была снизить стандарты), продолжала урчать, как маленький трактор. Никита ощутил запах, исходивший от кошки: почему-то мадам Софья Львовна пахла весенними нарциссами… ну, загадкой больше, загадкой меньше, какая разница?
Потом он заметил огонек чьей-то сигареты, маячивший возле заборчика. Никита еще только подумал о том, что стоило бы выйти и пообщаться с аборигеном, да вот что с кошкой делать… а мадам уже соскочила с его коленей и порскнула к калитке.
Он встал и вышел за ограду. Почти невидимый в ночи мужик негромко сказал:
— Вот ведь, не успел.
— Да откуда ты знаешь, что оно разбилось? — сердито спросил Никита, не зная сам, на что, собственно, он сердится.
— Как тут не знать, — спокойно ответил мужик, — ежели все зеркала в деревне разом лопнули. Уж звону было! Завтра придется в город ехать, на всех покупать, а то бабы взвоют, красоты своей не видя. Да уж, хитра была твоя бабушка…
— При чем тут моя бабушка? — вытаращил глаза Никита.
— Да зеркало-то она где-то раздобыла… и подарила Ивановне, что жила тут. Ивановна была женщина глупая, вздорная… не выдержала такого подарка, померла вскоре. Дом Лизавете достался. Тогда и зеркало заговорило.
— Ну и дела тут у вас… — вздохнул Никита, выбрасывая в траву окурок и доставая новую сигарету. — Ничего не понять.
— Да мы и сами не очень-то понимаем, просто уж привыкли, — пояснил мужик. — Как началось это три года назад, так и тянется.
— Что началось? — осторожно поинтересовался Никита, тут же вспомнив, что Елизавета Вторая купила вот этот самый дом именно три года назад.
— А всякое, — философским тоном сообщил мужик, тоже бросая окурок в траву и прикуривая вторую сигарету. — И с зеркалом этим, и другое тоже.
— Что, что другое? — настойчиво произнес Никита.
— Разное, — коротко сказал мужик. — А уж после того, как ты к бабушке своей в последний раз приезжал, и вовсе странная жизнь пошла. Как будто реальность наша изменилась в корне. Ряженые призраки одолели. А еще народ начал умоизвержением страдать. Иной раз такое скажут, что хоть стой, хоть падай. Прежде-то ничего эдакого и в головы никому не приходило. Говорят, это из-за того каменного жука, что ты привез. Ведь привез?
— Да…
— Ну, не зря, значит, народ поговаривает, что Лизаветин гость — не простой человек… Как бабушка твоя померла — уж мы того жука искали, искали… да так и не нашли. Крепко его спрятала Анна Филипповна. Ты не за ним ли приехал?
— За ним, — ответил окончательно растерявшийся Никита.
— Нашел?
— Нет пока.
— Найди, — посоветовал мужик. — А то к нам уж сторонние люди ездить боятся. Родня из города, и та опасается. Найди. И увези от нас к чертовой матери!
И с этими словами мужик ушел.
На вопрос о ряженых призраках Елизавета Вторая ответила просто:
— Ну, это призраки, которые на лицо выглядят как знакомые люди — умершие, естественно, — а одеты не по-нашему. Ну, в коронах, в мантиях, в латах… Вот деревенские их и окрестили ряжеными.
— И что, они тут по деревне бродят?
— Да, с тех пор, как ты привез сюда скарабея.
— Почему ты до сих пор ничего мне об этом не говорила?
— А зачем? — пожала плечами Лиза-дубль. — Пусть все идет, как идет. Когда наступает подходящий момент — рождается новое знание. Ложись-ка ты спать, утром пораньше к роднику пойдем, вода кончается.
Времени для сна оставалось еще вполне достаточно, но Никита был уверен, что не заснет, после таких-то событий. Однако стоило ему лечь — и он мгновенно провалился в забытье. И никаких снов не видел. И проснулся только тогда, когда его разбудила мадам Софья Львовна, настойчиво тащившая с него одеяло.
Елизавета Вторая вместо приветствия сказала:
— Куртку накинь, дождик накрапывает, и вообще по утрам в лесу прохладно…
Сама она тоже оделась не так легко, как обычно, — поверх ярко-желтой футболки с открытым воротом натянула белую ветровку с капюшоном. Они взяли ведра и вышли из дома.
Утро оказалось не просто прохладным, а по-настоящему холодным, хмурым, сырым. По всей деревне красовались огромные лужи, загадочно поблескивавшие в полутьме. Наверное, солнце еще только собиралось высунуться из-за горизонта (впрочем, его все равно не увидеть было бы сквозь тучи), когда они с Елизаветой Второй, позвякивая пустыми ведрами, уже маршировали к оврагу с бьющим из стены родником. Никита ежился от холода, но не спрашивал, зачем тащиться туда в такую рань. Он уже крепко усвоил основной принцип новой жизни: пусть все идет, как идет. Да и не все ли равно? Поспать и днем можно, если уж очень захочется.
Немного посветлело, и Никита понял, что дорога, которой ведет его Лиза-дубль, не та, что в прошлый раз. Во всяком случае, Никита не видел в том лесу гигантских кустов, сверху донизу усыпанных крупными алыми цветками… впрочем, может быть, они успели расцвести за прошедшие сутки? В этих краях всего ожидать можно. Но уж тропу выложить древней замшелой плиткой вряд ли кто-то мог… Тут он понял, что идут они не лесом, а парком, — запущенным, старым…
— Это другая дорога? — спросил он наконец.
— Да, — ответила шедшая впереди Елизавета Вторая. — Ту размыло.
